Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. III (1910).pdf/909

— 760 —

Задача романиста не в том, чтобы рассказывать о больших происшествиях, а в том, чтобы сделать интересными малые.

§ 229.

Признаюсь откровенно, что мировая слава Божественной Комедии мне представляется преувеличенной. Такое мое чувство к ней, конечно, в значительной доле вызывается чрезвычайной нелепостью ее основной мысли, благодаря которой уже в Inferno перед нами в ярком освещении выступает возмутительнейшая сторона христианской мифологии; участвуют в этом также и темнота стиля и намеков:

Omnia enim stolidi magis admirantur, amantque,
Inversis quae sub verbis latitantia cernunt^[1].

Тем не менее свойственная Данте краткость и энергия выражения, часто доходящая до настоящего лаконизма, а еще более несравненная сила его фантазии, конечно, достойны всяческого удивления. Благодаря его фантазии, невозможные вещи получают в его описании всю очевидность наглядности, вроде того, как это иногда бывает в наших сновидениях. И так как об этих вещах он не мог ничего знать из опыта, то именно и представляется, что он должен был видеть их во сне, коль скоро он мог так живо, точно и наглядно их изобразить. — Напротив, что сказать на то, когда в конце одиннадцатой песни Inferno Виргилий описывает утреннюю зарю и захождение звезд, забывая, что он в аду, под землей, и что лишь в конце этой части всего произведения quindi useire превращаются в a riveder le stelle. Та же самая несообразнсть встречается и еще раз, в конце 20-й песни. Или, быть может, у Виргилия с собой карманные часы, и он поэтому знает, что́ в данное время происходит на небе? По-моему эта забывчивость похуже даже известного промаха Сервантеса насчет осла Санхо Пансы.

Название дантовского произведения очень оригинально и метко, и едва ли можно сомневаться в том, что смысл его — иронический. Комедия! Воистину, это именно и есть мир: комедия для некоего Бога, ненасытного в своей мстительности и утонченного в своей жестокости, — Бога, который, в последнем ее акте, услаждает себя зрелищем бесконечной и бесцельной муки существ, от нечего делать им же самим вызванных к жизни, — муки за то, что они вышли не по его вкусу и, вследствие этого, в течение своего короткого существования, поступали или верили не так, как то было бы ему угодно. По сравнению с его неслыханной жестокостью все преступления, так сурово караемые в аду, по-настоящему не стоили бы и упоминания, а сам он гораздо

1. Ведь глупцы больше всего превозносят и любят все то, что они вычитывают из мудреных слов.