злее всех дьяволов, с которыми мы в Inferno встречаемся, так как эти последние действуют, ведь, только по его поручению и в силу полученных от него полномочий. Поэтому вряд ли старик Зевс счел бы для себя за честь быть с ним отождествляемым; а между тем такое отождествление странным образом встречается в нескольких местах (напр. C. 14. v. 70. — C. 31. v. 92), а в Purgatorio C. 6. v. 118. доходит до смешного: o sommo Giove, che fosti in terra per noi crocifisso. Что сказал бы на это Зевс? Поэтому же в высшей степени противны и русско-холопская покорность Виргилия, Данта, да и каждого велениям этого бога, и трепетное повиновение, которое всюду встречают его указы. А между тем Данте, уже сам, от своего собственного лица, так далеко заходит в этом раболепстве C. 33, v. 109—150, что в одном случае, о котором он, похваляясь им, сам рассказывает, забывает всякую честь и совесть. Честь и совесть теряют для него всякое значение, как только они каким-либо образом сталкиваются с жестокими распоряжениями Domeneddio. И вот Данте, твердо и торжественно обещавши, ради получения желательного сведения, пролить на одну из придуманных этим Domeneddio и жестоко приводимых им в исполнение пыток каплю облегчения, — после того, что пытаемый со своей стороны выполнил условие, как ни в чем не бывало, бессовестно и бесчестно, in maiorem Dei gloriam обещание нарушает: он, видите ли, считает совершенно непозволительным сколько-нибудь, хотя бы, в данном случае, только тем, чтобы отереть замерзшую слезу, облегчить наложенную Богом кару, хотя это вовсе не было ему прямо запрещено, и этого не делает, вопреки только что данному торжественному обещанию. Может быть, на небе такие вещи и в обычае и считаются похвальными, — я этого не знаю; но на земле того, кто так поступает, зовут подлецом. — На этом примере, между прочим, видно, как ненадежна всякая мораль, не имеющая иного базиса, кроме воли бога, так как при этом дурное так же может превратиться в хорошее, а хорошее в дурное, как превращаются один в другой полюсы электромагнита. — Весь Inferno Данте — настоящая апофеоза жестокости, а здесь, в предпоследней песне, к тому же, как рассказано, прославляется еще и бессовестное вероломство.
|
„Was eben wahr ist aller Orten, |
Для Божьих творений все это, вернее, — divina tragedia, притом трагедия без конца. Если кое-когда ей и предшествует довольно веселая прелюдия, то последняя так коротка, что ее продолжительность со-
- ↑ Открыто говорю я то, что всюду — истина.
