Впрочем, для знаменитого человека разница между славой у современников и славой у потомства сводится в конце концов лишь к тому, что в первом случае он отделен от своих почитателей пространством, а во втором — временем. Ибо обыкновенно он не видит почитателей в глаза, даже пользуясь славой у современников. Почитание не терпит близости; оно почти всегда держится в отдалении, потому что в присутствии лица почитаемого оно тает как масло на солнце. Поэтому девять десятых лиц будут почитать человека, даже у современников уже знаменитого, соразмерно с его положением и состоянием, и лишь у какой-нибудь десятой доли пробудится на основании доходящей издалека молвы смутное чувство его превосходства. Эту несовместимость почитания с присутствием лица, им пользующегося, и славы с жизнью отмечает уже одно из превосходных латинских писем Петрарки: в лежащем предо мною венецианском издании его epistolae familiares 1492 года оно помещено вторым и адресовано Фоме из Мессины. Петрарка говорит там между прочим, что все ученые его времени считали за правило не высоко ставить все произведения авторов, которых они хоть раз в жизни видели в лицо. Если таким образом высоко-знаменитые люди обречены на то, чтобы добиваться признания и почета всегда с некоторого расстояния, то безразлично, будет ли это расстояние временным или пространственным. Правда, в последнем случае до них иногда доходит весть о признании их, что совсем невозможно в первом; зато человек, стяжавший истинные и великие заслуги, с уверенностью может предвидеть свою славу у потомства. Да, кто порождает какую-нибудь поистине великую идею, тот уже в момент ее зачатия внутренне проникается связью с грядущими поколениями; он чувствует при этом продолжение своего существования в даль веков и таким образом живет как для потомков, так и вместе с потомками. С другой стороны, когда мы в благоговении пред великим человеком, творениями которого только что занимались, жаждем, чтобы он сошел к нам в мир, жаждем лицезреть его, говорить с ним, видеть его в среде своей, — то стремление это не остается безответным: ибо и он стремился душою к признательному потомству, которое воздало бы ему честь, благодарность и любовь, — все то, в чем отказали ему завистливые современники.
Итак, если самые высокие творения человеческого ума в большинстве случаев находят признание только перед судом потомства,то противоположная судьба ожидает некоторые блистательные заблуждения, которые, исходя от талантливых людей, кажутся вполне обоснованными и отстаиваются с таким умом и знанием, что достигают при
