Немногие пишут подобно архитектору, который сначала набрасывает план и детально его обдумывает; большинство же — так, как играют в домино. Как в домино камень присоединяется к камню наполовину по расчету, наполовину случайно, — следуют друг за другом и нанизываются предложения у подобных писателей. Едва ли даже приблизительно знают они, какую форму примет целое и куда все это должно привести. Многие сами не ведают этого и пишут, как возводятся коралловые полипы: период цепляется за период, и все идет как Бог на душу положит. К тому же жизнь „современности“ подобна грандиозной скачке, отражающейся в литературе в форме крайней торопливости и неряшливости.
Основным и руководящим правилом стилистики должно служить соображение, что человек не может сразу обдумывать больше одной мысли; поэтому не следует требовать от него, чтобы он одновременно обдумывал две или даже более. Между тем именно этого требует от него тот, кто втискивает их как вводные предложения в промежутки главного периода, с этой целью раздробленного, — чем умышленно и без всякой пользы сбивают читателя с толку. Так поступают главным образом немецкие писатели. Правда, язык их более всякого другого из живых языков приспособлен к этому, но это лишь допускает возможность, но не служит оправданием подобной манеры писать. Никакая проза не читается с такой легкостью и удовольствием, как французская; ибо она почти всегда свободна от этого недостатка. Француз соединяет ряд мыслей в возможно более логичном и вообще естественном порядке и в такой последовательности предлагает их читателю для спокойного обсуждения, давая ему возможность всецело сосредоточить свое внимание на каждой из них. Немец, напротив, сплетает их одна с другою, перекрещивая целые ряды периодов, ибо хочет говорить о шести вещах зараз, вместо того чтобы изложить
им обозначаемом, и новое слово вскоре испытает ту же участь, что и старое. То, что происходят с целым классом, применимо и к отдельным людям: если кто-нибудь изменяет свое имя, то это происходит потому, что он не может более с честью носить прежнее; но сам он остается прежним и не может заставить к новому имени относиться с бо́льшим уважением, чем к прежнему.
Слово Weib во всяком случае ничем не провинилось ни в благозвучии, ни в этимологии: если же с ним связано дурное значение, то это надо приписать не слову, а предмету, который в таком случае привьет свою заразу и всякому другому данному ему названию. Подобным образом и жиды желают называться евреями; хотя со времен блаженной памяти царя Салманассара не существует более сынов Израиля.
