наивность и многое другое, не может быть приобретена нами путем чтения писателей, обладающих ею. Но мы можем путем чтения пробудить в себе эти способности в том случае, если обладаем ими как природным расположением, in potentia, сознать их в себе; можем видеть, какое из них можно сделать употребление, можем укрепиться в склонности, даже в мужестве ими пользоваться, можем на примерах судить, насколько ведет к цели их применение и, таким образом, научиться ими правильно пользоваться: лишь тогда мы будем обладать ими in actu. Это, следовательно, единственный способ, которым чтение учит нас писать, причем оно указывает, как можем мы воспользоваться собственными природными дарованиями: но все это — при том предположении, что они имеются налицо. Без них чтение, напротив, ничему нас не учит, кроме холодной, мертвой манерности, и обратит нас в ничтожных подражателей.
Врачебному надзору, в интересах сохранения зрения, следовало бы точно установить известный предел, далее которого нельзя было бы заходить в уменьшении букв шрифта.
(В бытность мою в Венеции в 1818 году, когда там изготовлялись еще настоящие венецианские цепи, один золотых дел мастер сказал мне, что мастера, изготовляющие catena fina, слепнут к 30-ти годам).
Подобно тому как пласты земли рядами хранят в себе живые существа прошедших эпох, так библиотечные полки рядами хранят былые заблуждения и их изложения; и эти заблуждения, подобно вымершим живым существам, в свое время жили и производили много шума, а ныне стоят неподвижно как окаменелые, и лишь литературный палеонтолог обращает еще на них свой взор.
Взглянув на свою необозримую армию, Ксеркс, по словам Геродота, заплакал при мысли, что от всего этого через сто лет не останется в живых ни одного человека: у кого не вызовет слез вид толстого каталога выпущенных на рынок книг, когда он подумает, что из всех них уже через десять лет не останется в живых ни одной.
