ная и безнравственная, — но подводится вполне правильно и без всякой замены одного слова другим.
Мы видим, что во всех указанных примерах остроумия под известное понятие или, вообще, отвлеченную мысль, субсумируется нечто реальное — непосредственно или с помощью более узкого понятия; это реальное, строго говоря, подходить под указанное общее понятие, но бесконечно далеко от действительного и первоначального намерения и направления мысли. Вот почему остроумие, как интеллектуальная сила, заключается в одной только легкости, с какою находят для каждого данного предмета известное понятие, в котором этот предмет, бесспорно, может мыслиться, хотя и крайне отличен в то же время от всех других предметов, сюда относящихся.
Второй род смешного, как я уже упомянул, идет по противоположной дороге — от абстрактного понятия к мыслимой в нем реальности, или наглядности, которая однако в каком-нибудь раньше не замеченном отношении не совпадает с этим понятием, отчего и получается нелепость, а на практике — глупый поступок. Так как поступков, действия требует театральная пьеса, то этот род смешного свойствен комедии. На этом и основывается замечание Вольтера: J’ai cru remarquer aux spectacles, qu’il ne s’élève presque jamais de ces éclats de rire universels, qu’à l’occasion d’une méprise[1]. (Préface de l’enfant prodigue). Примерами этой категории смешного могут послужить следующие факты. Однажды некто признался, что он любит гулять один; на это какой-то австриец сказал ему: «вы любите гулять одни, — я тоже: так пойдемте вместе». Он исходил, значит, из принципа: «удовольствие, которое любят двое, можно разделить сообща» и под него субсумировал как раз тот случай, когда общность исключается. — Слуга смазывает макассаровым маслом облезлую тюленью кожу на чемодане своего барина, для того чтобы она опять покрылась волосами; он исходит при этом из принципа: «от макассарового масла растут волосы». — Солдаты в караульной позволяют только что приведенному арестанту принять участие в их карточной игре; но так как он плутует и в результате возникает перебранка, то они его выталкивают вон; солдаты руководствуются здесь общим принципом: скверных товарищей вон из компании; но они забывают, что этот товарищ — в то же время арестант, т. е. лицо, которое они обязаны
- ↑ Мне кажется, что во время представлений почти никогда не бывает таких взрывов общего смеха, как по поводу какого-нибудь промаха.
