абсолютная реальность исчезает и оставляет место для совершенно другого миропорядка, который лежит в основании этого феномена, т. е. относится к последнему, как самая вещь в себе к простому явлению.
„Мир — мое представление“ — вот суждение, которое, подобно аксиомам Эвклида, всякий должен признать истинным, лишь только он его поймет, — хотя это и не такое суждение, которое стоит только услышать, чтобы всякий его понял. Наряду с проблемой нравственной свободы, отличительным признаком новой философии является то, что она заставила нас вполне сознать это суждение и связала с ним проблему об отношении идеального к реальному, т. е. мира в голове к миру вне головы.
Ибо лишь после тысячелетних попыток чисто-объективного философствования было открыто, что среди множества вещей, которые делают мир столь загадочным и таинственным, прежде всего таинственно то, что при всей его неизмеримости и массивности, его существование все же висит на единственном волоске и этот волосок — каждое данное сознание, в котором он, мир, существует. Это условие, которому бесповоротно подчиняется бытие мира, кладет на него, несмотря на всю его эмпирическую реальность, печать идеальности и, следовательно, чистой видимости (явления); и оттого мир, по крайней мере, с одной стороны, надо признать родственным сновидению и даже принадлежащим к одному с ним классу вещей. Ибо та функция мозга, которая во время сна какими-то чарами порождает совершенно объективный, наглядный, даже осязательный мир, должна принимать такое же точно участие и в созидании объективного мира яви. Оба мира, хотя и различные по своей материи, очевидно вылиты из одной и той же формы. Эта форма — интеллект, функция мозга. Вероятно, Декарт впервые достиг той степени сознательности, какой требует указанная основная истина, и вследствие этого он сделал последнюю исходным пунктом своей философии, — хотя сначала только в виде скептического раздумья. Поистине: благодаря тому, что он признал Cogito ergo sum единственно достоверной вещью, а существование мира до поры до времени оставил под сомнением, — благодаря этому, была найдена основная и единственно-правильная исходная точка, а вместе с нею и истинный оплот всякой философии. Ибо последним непременно является субъективное, — собственное сознание. Ведь только оно одно есть и будет непосредственно данное, — все же другое, чем бы оно ни было, лишь опосредствовано и обусловлено им и, следовательно, от него зависит. Оттого справедливо полагают, что новая фи-
