торые высиживаются каждый Божий день; она перестала бы вечно хвататься за литературные новинки, в детском заблуждении, что книги, как и яйца, надо есть свежими, — она обратилась бы к творениям немногих избранных и призванных всех времен и народов, постаралась бы их узнать и понять и таким образом постепенно дошла бы до истинного образования. Тогда прекратили бы свое существование и тысячи непризванных порождений, которые словно плевелы затрудняют рост доброй пшеницы.
В седьмой главе я показал, что, в области теории, понятия, как исходная точка, ведут лишь к посредственным созданиям, — между тем как произведения выдающиеся черпают из самого воззрения, как из первоисточника всякого познания. В практической же сфере дело обстоит как раз наоборот: здесь зависимость от наглядных впечатлений характерна для животного, но недостойна человека, ибо он в качестве руководителя для своих поступков имеет понятия и оттого эмансипирован от власти наглядно предлежащей действительности, которой животное подчиняется безусловно. В той мере, в какой человек пользуется этим преимуществом, его деятельность можно назвать разумной, и только в этом смысле может быть речь о практическом разуме, — а не в кантовском смысле, несостоятельность которого я подробно выяснил в своем конкурсном сочинении об основе морали.
Однако не легко руководиться одними понятиями: даже и сильнейший дух не может противостоять могучему воздействию окружающего мира с его наглядной реальностью. Но именно в победе над этими впечатлениями действительной жизни, в рассеянии ее миража, и проявляет человеческий дух свое достоинство и величие. Так, если он остается равнодушен к чарам наслаждений и радости, если его не потрясают угрозы и бешенство ожесточенных врагов, и не колеблют его решения мольбы заблуждающихся друзей; если он остается невозмутим перед обманной сетью, которою стараются опутать его ковы заговорщиков; если насмешки
- ↑ Эта глава находится в связи с § 16 первого тома.
