Храмы и церкви, пагоды и мечети, во всех странах и во все времена, — пышные и величавые свидетели метафизической потребности людей, которая мощно и непобедимо идет во след физической. Правда, человек с сатирическими наклонностями мог бы заметить, что метафизическая потребность — особа невзыскательная и угодить ей не трудно. Она порою довольствуется пошлыми и нелепыми побасенками, и если только человеку достаточно рано внушили их, то впоследствии они служат для него истолкованием его бытия и опорой его нравственности и вполне удовлетворяют его в этом качестве. Возьмите, например, Коран: этой скверной книги было достаточно для того, чтобы основать мировую религию, удовлетворять — вот уже 1200 лет — метафизической потребности бесчисленных миллионов людей, сделаться основой их морали и глубокого презрения к смерти, вдохновлять на кровавые войны и самые отдаленные завоевания. Мы находим в этой книге самую печальную и жалкую форму теизма. Правда, многое, быть может, утратилось в переводе, — но я, по крайней мере, не мог найти в ней ни одной ценной мысли. Все это показывает, что с метафизической потребностью не идет рука об руку метафизическая способность. Но, по-видимому, в раннюю пору жизни нашей планеты было иное, и те, кто значительно ближе нас стоял к возникновению человеческого рода и первоисточнику органической природы, обладали еще, с одной стороны, бо̀льшей энергией интуитивных сил познания, а с другой стороны — большей ясностью духа, почему они и были способны к более чистому и непосредственному пониманию сущности природы и, таким образом, могли достойнее удовлетворять своей метафизической потребности. Так зародились у праотцев браманов, риши, те почти сверхчеловеческие концепции, которые позднее были изложены в Упанишадах Вед.
Но зато никогда не было недостатка в людях, стремившихся построить на метафизической потребности человека свое благосостояние и возможно сильнее эксплуатировать ее, — оттого и существуют у всех народов монополисты и генеральные откупщики ее — жрецы. Однако, вполне обеспечить их промысел можно было только тем, что им предоставили право внедрять в людей свои метафизические догматы с очень ранних пор, покуда способность суждения еще не пробудилась у человека от своей утренней дремоты, — т. е. в первом детстве, ибо при этом условии всякий хорошо запечатленный догмат, как бы нелеп он ни был, остается навсегда. Если бы жрецам приходилось ждать, пока в отроке созреет способность суждения, то их привилегии не могли бы устоять.
