цизма, она старается объяснить из разумных оснований всякую данную религию и то, что истинно sensu allegorico, представить, как истинное sensu proprio. Однако, для этого надо было бы уже раньше знать истину sensu proprio и владеть ею, — но в таком случае упомянутое объяснение было бы излишним. Вообще попытка найти уже в самой религии, посредством толкований и умствований, истину sensu proprio является сомнительным и опасным предприятием, на которое можно было бы решиться только в том случае, если бы дознано было, что истина, подобно железу и другим неблагородным металлам, встречается только в состоянии руды, а не как чистый самородок, и что добыть ее можно лишь путем извлечения из этой руды.
Религии необходимы для народа и оказывают ему неоценимое благодеяние. Но если они становятся на дороге человеческого прогресса в познании истины, то их надо возможно мягче устранять с пути. И требовать, чтобы даже великий дух — Шекспир или Гёте — исповедовал догматы какой-нибудь религии impliciter, bona fide et sensu proprio, — это равносильно требованию, чтобы великан носил обувь карлика.
Религии, как рассчитанные на понимание массы, могут обладать лишь косвенной, а не непосредственной истинностью; требовать от них последней — это всё равно, как если бы мы желали читать литеры в раме наборщика, вместо их оттиска. Достоинство религии зависит от большего или меньшего содержания истины, которую она носит в себе под покровом аллегории, и затем от большей или меньшей ясности, с которой это ядро истины просвечивает сквозь свои покровы, — т. е. от степени их прозрачности. И кажется, что подобно тому, как древнейшие языки — самые совершенные, так совершеннее всего и древнейшие религии. Если бы критерием истины я избрал выводы своей философии, то я должен был бы отдать буддизму преимущество перед всеми другими учениями. Во всяком случае, мне отрадно видеть, что моя система так значительно совпадает с религией, которая имеет за себя на земле большинство, — ведь у нее гораздо больше последователей, чем у всех других. И это совпадение должно быть для меня тем приятнее, что я в своих философских исканиях совсем не находился под влиянием буддизма. Ибо до 1818 года, когда появилось в свет мое произведение, можно было найти в Европе лишь очень немногие, в высшей степени недостаточные и скудные сведения об этой религии: они почти исключительно ограничивались несколькими статьями в ранних томах Asiatic researches и преимущественно
