Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. II (1910).pdf/175

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 166 —

изначальном, неизменном строе вещей, в том, что долженствует существовать во всех отношениях. Сила, благодаря которой христианство могло победить сначала иудаизм, а потом греческое и римское язычество, заключается всецело в его пессимизме, в исповедании того, что наше состояние в высшей степени горестно и в то же время греховно, — между тем как иудейство и язычество были оптимистичны. Эта христианская истина, которую глубоко и страдальчески чувствовал каждый, проявилась наружу и повлекла за собою потребность в искуплении.

Обратимся теперь к общему рассмотрению другого рода метафизики, — того, который имеет свое обоснование в самом себе и называется философией. Припомним, что, как я показал выше, последняя ведет свое начало от удивления перед миром и нашим собственным существованием, ибо мир и жизнь являются интеллекту в виде настойчивых загадок и с тех пор человечество неустанно занимается их решением. И я прежде всего хочу здесь обратить внимание на то, что этого удивления и загадочности не могло бы быть, если бы мир представлял собою абсолютную субстанцию, т. е. безусловно-необходимую сущность, в спинозовском смысле этого понятия, который в наши дни, под новыми формами и оболочками, так часто опять выступает на сцену, в виде пантеизма. В самом деле: мир абсолютно субстанциален — это значит: он существует в силу такой глубокой необходимости, что рядом с нею всякая другая необходимость, мыслимая для нашего рассудка как такая, должна казаться простой случайностью; и мир, если бы верна была эта точка зрения Спинозы, должен был бы представлять собою нечто такое, что заключало бы в себе не только всякое действительное, но даже и всякое возможное бытие, так что, как этому и учит Спиноза, его, мира, возможность и его действительность совершенно совпадали бы между собою и его небытие было бы поэтому уже и самой невозможностью его, — иначе говоря, мир был бы чем-то таким, чего небытие или инобытие было бы совсем немыслимо и от чего, значит, так же нельзя было бы отрешиться в своей мысли, как нельзя отрешиться в своей мысли от пространства или времени. И так как, далее, мы сами были бы частями, модусами, атрибутами или акциденциями подобной абсолютной субстанции, которая представляла бы собою единственное, что в каком бы то ни было смысле, когда бы то ни было и где бы то ни было могло бы существовать, то наше существование и ее существование, вместе с характерными свойствами последнего, не только не составляло бы для нас чего-