человеческого интеллекта — истинная система метафизики, то ей будет присуща та неизменная достоверность, которая свойственна a priori построенной науке, ибо фундаментом такой системы может служить только опыт вообще, а не отдельные и частные опыты: последние, напротив, постоянно модифицируют содержание естественных наук и сообщают все новый и новый материал истории. Опыт же, взятый в своей общности и цельности, никогда не переменит своего характера на другой.
И вот, ближайший вопрос заключается в следующем: каким это образом наука, почерпнутая из опыта, может вести за его пределы и потому заслуживать название метафизики? Она не может делать этого так, как по трем членам пропорции находят четвертый или по двум сторонам и углу воспроизводят треугольник. Между тем именно таков был путь до-кантовской догматики, которая по известным, a priori данным законам, пыталась заключать от того, что дано, к тому, что не дано, от следствия к основанию, — иначе говоря, от опыта к тому, что не может быть дано ни в одном опыте. Невозможность метафизики на таком пути выяснил Кант, показав, что хотя эти законы и не почерпнуты из опыта, тем не менее они имеют силу только по отношению к нему. Он, ввиду этого, справедливо учит, что таким способом нам никогда не выйти за пределы возможного опыта. Но есть еще и другие пути к метафизике. Вся совокупность опыта походит на шифрованное письмо; философия же, это — его дешифрирование, правильность которого подтверждается тем, что оно сообщает письму смысл и связь. Если эта совокупность понимается достаточно глубоко и если к внешнему опыту присоединяют внутренний, то всегда будет возможность разъяснить ее и раскрыть из нее самой. После того как Им. Кант неопровержимо доказал нам, что опыт вообще слагается из двух элементов — форм познания и внутренней сущности вещей — и что оба эти элемента можно даже разграничить между собою, именно, как a priori известное и как a posteriori привходящее, — после этого мы имеем возможность, по крайней мере, в общих чертах, определить, что́ в каждом данном опыте, который прежде всего составляет простое явление, — что́ в нем принадлежит обусловленной интеллектом форме этого явления и что, за вычетом последней, остается на долю вещи в себе. И хотя никто сквозь оболочку форм интуиции не может познать вещь в себе, но, с другой стороны, каждый носит ее в себе и даже сам представляет собою именно ее; поэтому она, тем или другим способом, должна быть ему доступна в само-
