Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. II (1910).pdf/201

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 192 —

за явления, представляющиеся во времени и пространстве, — так как ведь самое время и пространство тоже существуют лишь в моей голове. В этом смысле, можно было бы, пожалуй, утверждать тождество идеального и реального, — но этим, после Канта, мы не сказали бы ничего нового. Кроме того, сущность вещей и мира явлений, очевидно, не была бы этим исчерпана, и мы все находились бы еще только на идеальной стороне задачи. Реальной же стороною должно быть нечто от мира как представления toto genere отличное, — именно то, чем являются вещи сами по себе: это полное различие между идеальным и реальным Кант показал самым основательным образом.

Локк отказал внешним чувствам в возможности познавать вещи такими, как они существуют сами по себе; Кант же отказал в ней и интуитивному рассудку: под этим термином я соединяю здесь и то, что он называет чистой чувственностью, и обусловливающий эмпирическое воззрение закон причинности, насколько он дан a priori. Не только оба мыслителя правы, но можно даже совершенно непосредственно видеть, что есть противоречие в утверждении, будто вещь познается такою, как она существует сама по себе, — т. е. вне познания. Ибо всякое познавание, как я уже сказал, по самому существу — представление: но мое представление, именно потому, что оно мое, никогда не может быть тождественно с внутренней сущностью вещи, которая находится вне меня. Бытие каждой вещи в себе и для себя по необходимости субъективно, — в представлении же другого человека оно столь же необходимо является объективным: разница, которой никогда нельзя всецело сгладить, ибо она в корне изменяет самый характер и способ существования вещи: как объективная, вещь предполагает чужой субъект, в качестве представления которого она существует, и кроме того, как это показал Кант, она облекается в такие формы, которые чужды ее собственной сущности, ибо они принадлежат именно тому чужому субъекту, чье познавание становится возможным только благодаря им. Когда я, углубившись в размышление об этом, созерцаю например, неодушевленные тела легко обозримой величины и соразмерной, ясной формы и когда я пытаюсь затем понять это пространственное существование в его трех измерениях, как бытие в себе, т. е. как существование вещей для них субъективное, то для меня становится осязательной невозможность этого, так как я решительно не могу мыслить эти объективные формы как бытие для вещей субъективное: напротив, у меня зарождается непосредственное сознание того, что то, что я здесь представляю