стей, природа делает, как и все прочие, только ввиду усложнения потребностей, т. е. ради интересов воли. То, к чему последняя стремится и чего достигает в человеке, по существу есть не более того, что составляет ее же цель и в животном, — именно, питание и размножение. Но в силу организации человека, средства, необходимые для достижения этой цели, настолько разрослись, усложнились и дифференцировались, что для достижения цели необходимо было несравненно более значительное повышение интеллекта, чем это было на всех предшествующих ступенях; или, по крайней мере, такое повышение оказалось легчайшим средством для достижения названной цели. Но так как интеллект, по своему существу, представляет собою орудие в высшей степени многосторонней приложимости и так как он одинаково пригоден для самых разнородных целей, то природа, верная своему духу бережливости, и могла вполне удовлетворить им одним все разросшиеся потребности: поэтому она и выпустила человека без одежды, без естественных оборонительных или наступательных орудий, с сравнительно слабой мускулатурой, при большой хрупкости и малой устойчивости против неблагоприятных влияний и лишений, — выпустила его, положившись на это единственное великое орудие, наряду с которым, как наследие от непосредственно низшей после человека ступени, обезьяны, она сохранила еще только руки. А благодаря воцарившемуся в человеке преобладанию интеллекта, не только бесконечно расширились у него восприятие мотивов, их разнообразие и вообще горизонт целей, но чрезвычайно усилилась и отчетливость, с которой воля сознает самое себя: выработалась ясность всего сознания, которая, поддерживаемая способностью отвлеченного познания, доходит уже до полной обдуманности. Между тем, в силу этого, а равно и в силу неизбежной для носителя столь повышенного интеллекта напряженности воли, в человеке произошло усиление и всех аффектов, и даже народилась возможность страстей, которых животное собственно не знает. Ибо напряженность воли идет в унисон с повышением интеллигенции, именно потому, что последнее, собственно говоря, всегда вытекает из усложнения потребностей и настоятельности воли; да и кроме того, воля и интеллигенция поддерживают одна другую. Страстность характера находится в связи с большей энергией биения сердца и кровообращения, которая физически повышает деятельность мозга. С другой стороны, ясность интеллигенции, в силу более живого восприятия внешних обстоятельств, повышает вызываемые последними аффекты. Поэтому, напри-
