Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. II (1910).pdf/322

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 313 —

в себе вместе с тем и некоторые элементы, данные лишь a posteriori. Поистине является она соединительным звеном между эмпирической долей нашего познания и долей чистой и априорной; вот почему материя и составляет подлинный краеугольный камень нашего опытного мира.

Только там, где прекращаются всякие показания a priori, т. е. в совершенно эмпирической части нашего знания физических тел, следовательно, в их форме, качествах и определенном способе действия, — только там раскрывается та воля, которую мы признали уже и определили как внутреннюю сущность вещей. Но эти формы и качества всегда являются лишь как свойства и обнаружения именно той материи, бытие и сущность которой зиждутся на субъективных формах нашего интеллекта, — т. е. они становятся видимыми только в ней и поэтому через нее. Ибо все, что ни является перед нами, не что иное, как действующая строго-определенным и специальным образом материя. Из внутренних и далее необъяснимых свойств такой материи вытекают все определенные способы действия данных тел; и все-таки сама материя никогда не воспринимается нами, а воспринимаются только те действия и лежащие в их основе определенные свойства, по отвлечении которых нами неизбежно примышляется еще и материя, как некий остаток; ибо, согласно приведенным выше соображениям, она есть сама объективированная причинность. Вследствие этого материя есть то, посредством чего воля, которая составляет внутреннюю сущность вещей, входит в сферу восприемлемости, делается наглядной, видимой. В этом смысле, значит, материя — простая видимость воли, или связь между миром как волей и миром как представлением. К миру, как представлению она относится постольку, поскольку она является продуктом функций интеллекта; к миру как воле она относится постольку, поскольку то, что раскрывается во всех материальных существах, т. е. явлениях, есть воля. Поэтому всякий объект, как вещь в себе, есть воля, а как явление — материя. Если бы мы могли какую-нибудь данную нам материю разоблачить от a priori присущих ей свойств, т. е. от всех форм нашего воззрения и восприятия, то у нас осталась бы вещь в себе, — именно то, что посредством этих форм выступает в материи как чисто-эмпирическое; но и материя тогда не являлась бы уже в качестве чего-то протяженного и действующего, — другими словами, мы имели бы тогда перед собою уже не материю, а волю. Именно эта вещь в себе, или воля, становясь явлением, т. е. облекаясь в формы нашего интеллекта, представляется нам как материя, т. е. как