являл бы для нас однажды навсегда заведенный часовой механизм, а при другой — perpetuum mobile; необходимость же чреды явлений оставалась бы прежней. Что действия человека не могут составлять здесь исключения, это я неопровержимо доказал в упомянутой конкурсной работе: там я выяснил, что они всякий раз строго-необходимо вытекают из двух факторов — характера данной личности и наступающих мотивов: характер врожден и неизменен, мотивы необходимо выдвигаются, по нити причинности, в строго определенном течении мировой жизни.
Таким образом, с известной точки зрения, от которой безусловно нельзя отрешиться, потому что ее устанавливают объективно и a priori обязательные мировые законы, — с этой точки зрения, мир со всем, что в нем находится, представляет собою бесцельную и оттого непонятную игру какой-то вечной необходимости, непостижимой и неумолимой Αναγκη. То, что отталкивает и даже возмущает в этом неизбежном и неопровержимом мировоззрении, может быть серьезно устранено только одной гипотезой, — именно той, что всякое существо в мире, будучи с одной стороны явлением и в качестве такого необходимо определяясь законами явлений, с другой стороны представляет, само по себе, волю, и к тому же — волю свободную, ибо всякая необходимость возникает исключительно в силу таких форм, которые всецело относятся к явлению, — именно, в силу закона основания в его различных видах; а подобной воле непременно должна быть присуща и aseitas (самодовление), потому что она, воля, как свободная, т. е. как вещь в себе, и потому не подчиненная закону основания, не может зависеть ни от чего другого не только в свей деятельности, но и в своем бытии и сущности. Одна лишь эта гипотеза устанавливает столько свободы, сколько необходимо для того, чтобы составить противовес неминуемо-строгой необходимости, которая царит над течением мировой жизни. Итак, перед нами, собственно говоря, только следующий выбор: или видеть в мире простую, в силу необходимости действующую машину, или внутренней сущностью последней признать некую свободную волю, обнаружениями которой являются не прямо действия вещей, а прежде всего их бытие и сущность. Такая свобода поэтому трансцендентальна и столь же совместима с эмпирической необходимостью, как трансцендентальная идеальность явлений совместима с их эмпирической реальностью. То, что лишь при гипотезе свободы поступок человека, несмотря на необходимость, с которой он вытекает из характера и мотивов, является его собственным поступком, — это я выяснил
