закономерное, каким является хотя бы всякий кристалл, только по известному плану и закону; точно также и целесообразное мы можем осуществлять только в том случае, если руководимся какой-нибудь сознательной целью; но отсюда вовсе не следует, что мы имеем право переносить эту нашу ограниченность на природу, которая сама является prius’ом всякого интеллекта и творчество которой, как уже сказано в предыдущей главе, радикально отличается от нашего творчества. То, что нам кажется в ней столь целесообразным и обдуманным, она осуществляет безо всякой думы и сознательной цели, так как действует без представления, которое по своему происхождению имеет совершенно производный характер. Рассмотрим сначала то, что в ней, природе, только планомерно, но еще не целемерно. Шесть равных и под равными углами расходящихся радиусов снежинки не отмерены каким-нибудь предварительным познанием: нет, это не что иное, как порыв изначальной воли, который принимает такой вид для познания, когда последнее является. И как воля создает здесь правильную фигуру без математики, так и фигуру органическую и в высшей степени целесообразно организованную создает она без физиологии. Планомерная, или правильная форма в пространстве существует только для воззрения, формой которого и является пространство; точно также целемерность организма существует только для познающего разума, мыслительная деятельность которого связана с понятиями цели и средства. Если бы мы могли когда-нибудь непосредственно заглянуть в творчество природы, то мы должны были бы признать, что указанное выше телеологическое изумление аналогично тому изумлению, которое испытал упоминаемый Кантом (при объяснении смешного) дикарь, когда он увидел, как из откупоренной бутылки пива неудержимо вырвалась брызжущая пена: дикарь сказал при этом, что не выходу пены удивляется он, а тому, как можно было ее туда ввести. Не так же ли рассуждаем и мы, заранее полагая, что целесообразность продуктов природы вошла в нее тем же путем, каким она для нас оттуда выходит? Вот почему наше телеологическое изумление можно сравнить еще и с тем изумлением, какое возбуждали в некоторых людях первые создания типографского искусства: эти люди исходили из предположения, что они видят перед собою работы пера, и оттого для объяснения их допускали помощь дьявола. Ибо, еще раз повторяю, это не что иное как наш собственный интеллект создает множественность и различие органов и их функций, — создает тем, что
