Очень возвышается над этими философами нового времени Аристотель, который именно в данном пункте выказывает себя с самой блестящей стороны. Непредубежденно подходит он к природе, не знает ни о какой физико-теологии, ничего подобного ему и в голову не приходило, никогда не задавался он вопросом, является ли мир чьей-нибудь поделкой; свободный от всего этого, он строит гипотезы о происхождении животных и людей, нисколько не впадая при этом в физико-теологическое течение мысли (De generat, anim. III, 11). Всегда выражается он: ἡ φυσις ποιει (природа творит) и никогда не скажет: ἡ φυσις πεποιηται (природа сотворена). Но после добросовестного и прилежного изучения природы он нашел, что всюду она действует целесообразно, и говорит: «мы видим, что природа ничего не делает понапрасну» (De respir., с. 10), а в книгах De partibus animalium, представляющих собою сравнительную анатомию, он выражается так: „Природа ничего не делает лишнего, ничего не делает понапрасну. Природа все делает с какой-нибудь целью. А утверждаем мы обыкновенно, что та или другая вещь существует ради той или другой цели, — всякий раз, когда постигаем тот предел, к которому стремится ее движение; отсюда-то нам и известно, что есть нечто такого рода, что мы называем природой. Тело есть инструмент: каждый член его существует ради известной цели, как и оно само в своем целом“. Обстоятельнее говорится об этом на стр. 645 и 633 берлинского издания in-quarto, как и в книге De incessu animalium, с. 2: „природа ничего не делает понапрасну, а делает всегда то, что есть наилучшего из соответствующего сущности всякой породы животных“. Самым же решительным образом высказывается он за телеологию в конце своих книг De generatione animalium, где упрекает Демокрита за отрицательное отношение к ней, т. е. именно за то, что́ Бэкон в своей предвзятости хвалит в Демокрите. Но особенно в Physica, II, 8, р. 198, говорит Аристотель ex professo о конечных причинах и выставляет их как верный принцип в изучении природы. И действительно, всякий сильный и правильный ум при изучении органической природы непременно придет к телеологии, но вовсе не к физико-теологии и не к порицаемой Спинозой антропо-телеологии, — конечно, если только он не опутан предвзятыми мнениями. По отношению к Аристотелю вообще я хотел бы обратить здесь внимание на то, что его учения, поскольку они касаются неорганической природы, исполнены ошибок и никуда не годятся, ибо в основных принципах своей механики и физики он допускает грубейшие ошибки, — и
