нас возможность совершенно беспрепятственного и спокойного мышления. Вследствие этого мыслящий ум живет в вечном мире с глазом, в вечной борьбе с ухом. Эта противоположность обоих чувств сказывается и в том, что глухонемые, исцеленные гальванизмом, при первом звуке, который они слышат, мертвенно бледнеют от страха (Гильберт «Летописи физики» т. X, стр. 320); наоборот, оперированные слепые с восторгом видят первый свет и неохотно позволяют наложить себе на глаза повязку. А все это объясняется тем, что слушание происходит в силу механического сотрясения слухового нерва, которое сейчас же распространяется к мозгу, между тем как видение есть настоящее действие сетчатки, которое свет и его модификации только возбуждают и вызывают, — как я это обстоятельно показал в своей физиологической теории цветов. И все это противоположение между зрением и слухом находится в разладе с той красочно-эфиро-барабанно-ударной теорией, которую в наши дни так бесстыдно навязывают всем и которая хочет световое ощущение глаза низвести на степень механического сотрясения, каким действительно является слуховое ощущение; между тем, на самом деле ничего не может быть разнороднее, чем тихое, мягкое действие света и барабанная тревога слуха. Если присоединить еще сюда то обстоятельство, что, хотя мы и слушаем двумя ушами, чувствительность которых часто бывает очень различна, мы все же никогда не воспринимаем ни одного звука вдвойне, между тем как двумя глазами мы часто вдвойне видим, то надо будет предположить, что слуховое ощущение возникает не в лабиринте, или раковине, а лишь там, глубоко в мозгу, где оба слуховые нерва встречаются, отчего впечатление и оказывается одним; эта встреча происходит там, где pons Varolii обнимает medullam oblongatam, т. е. в том абсолютно-смертельном месте, поражение которого мгновенно вызывает у каждого животного смерть и откуда слуховой нерв делает лишь короткое отклонение к лабиринту, седалищу акустического сотрясения. Именно это зарождение слухового нерва в том опасном месте, откуда исходит также всякое движение членов, служит причиной того, что мы при внезапном треске пугаемся, — чего при внезапном свете, например, молнии — вовсе не бывает. Зрительный нерв, напротив, выступает гораздо больше вперед из своих thalamorum (хотя, быть может, его первоистоки лежат позади них), на своем дальнейшем пути всюду прикрыт передними мозговыми lobis, хотя и всегда от них отделен, пока, наконец, совершенно не выходит из мозга и не расширяется в сетчатку, на
