Интеллект, который до сих пор рассматривался нами в его первоначальном и естественном состоянии подчиненности воле, в третьей книге является перед нами таким, каков он бывает, когда освободится от этого подчинения; но при этом сейчас же следует заметить, что здесь идет речь не о продолжительном отпуске, а только о коротком отдыхе, о мимолетном, в виде исключения даруемом освобождении от службы воле. Так как я с достаточной подробностью говорил об этом в первом томе, то здесь мне остается сделать лишь несколько дополнительных замечаний.
Как я выяснил там, в § 33, интеллект, находящийся на службе у воли, т. е. занятый своей естественной функцией, познает, собственно говоря, одни только отношения вещей: именно, прежде всего их отношения к той воле, которой принадлежит он сам, — в силу чего они становятся мотивами для последней; а затем, в интересах законченности этого знания, — и отношения вещей между собою. Это последнее знание получает некоторую широту и значительность только в человеческом интеллекте; а в интеллекте животном, даже там, где он достигает серьезного развития, оно, это знание, имеет очень тесные границы. Очевидно, на службе у воли, можно лишь косвенно познавать те отношения, какие вещи имеют одна к другой. Такое познание составляет поэтому переход к познанию чисто-объективному, от воли совершенно независимому: первое познание научно, между тем как это объективное познание художественно. Если мы не-
- ↑ Эта глава находится в связи с §§ 30—32 первого тома.
