правляться на общие начала бытия; этим он посвящает себя на служение всему человеческому роду, между тем как нормальный интеллект служит отдельной личности. Для большей вразумительности можно так сказать: если нормальный человек состоит на 2/3 из воли и на 1/3 из интеллекта, то в гении наоборот 2/3 интеллекта и 1/3 воли. Это можно пояснить еще сравнением из химии: основание и кислота какой-нибудь средней соли различаются тем, что отношения радикала к кислороду в том и другой противоположны; именно, основание, или щелочь, является таким потому, что в нем радикал имеет перевес над кислородом, а кислота является такой потому, что в ней перевес имеет кислород. В таком же точно отношении находятся между собою, в смысле воли и интеллекта, нормальный человек и гений. Отсюда проистекает коренная разница между ними, которая сказывается уже в самом их существе, складе и жизни, но в полном свете своем выступает в их творениях. Еще и ту черту различия можно указать между ними, что в то время как диаметральная противоположность химических веществ становится причиной сильнейшего избирательного сродства между ними и их взаимного притяжения, — в человеческом роде скорее замечается прямо противоположное.
Ближайшее проявление такого избытка познавательной силы сказывается по большей части в самом первоначальном и основном познании, т. е. интуитивном, и обусловливает воспроизведение последнего в образе: так рождается художник и скульптор. У них, следовательно, путь от гениального восприятия до художественного произведения — самый короткий; поэтому форма, в которой проявляются здесь гений и его деятельность, наиболее проста, и описать ее легче всего. И тем не менее, именно здесь лежит источник, из которого ведут свое начало все истинные произведения каждого искусства, поэзии и даже философии, — хотя в последних творческий процесс уже не так прост.
Вспомним полученный в первой книге вывод, что всякое воззрение имеет интеллектуальный, а не чисто-сенсуальный характер. Если сопоставить с этим выводом предложенные здесь соображения и в то же время по справедливости принять во внимание, что философия прошлого столетия называла способность интуитивного познания «низшей силой души», то мы должны будем признать, что Аделунг, который должен был говорить языком своего времени и который считал гениальность «заметной степенью низших сил души», — Аделунг выражался совсем не так нелепо, как это думает Жан Поль в своем „Введении в эсте-
