обстоятельства, которые ввергают мещанскую семью в горе и отчаяние, по большей части являются в глазах сильных или богатых мира сего весьма ничтожными и устранимыми человеческой помощью — иногда даже каким-нибудь пустяком; следовательно, такие лица при зрелище подобных сцен из мещанской жизни не могут испытывать трагического потрясения. Несчастья же, которые поражают великих и сильных, безусловно страшны и неустранимы никакою помощью извне: цари должны или спасать себя собственной мощью, или погибать. И кроме того, самое глубокое падение — это падение с высоты; героям мещанской трагедии недостает именно этой высоты.
Если таким образом тенденцией и конечной целью трагедии мы признали обращение к резиньяции и отрицанию воли к жизни, то мы легко заметим, что ее противоположность, комедия, представляет собою призыв к дальнейшему утверждению воли. Правда, и комедия, как и всякое изображение человеческой жизни, неминуемо должна показывать нам также и страдание и неприятности; но она рисует их перед нами как нечто временное и переходящее в радость, как нечто смешанное с удачей, победой и надеждой, которые в конце концов и берут верх; кроме того, она дает неисчерпаемый материал для смеха, которым исполнена жизнь даже в самых невзгодах своих и который при всяких обстоятельствах поддерживает в нас хорошее настроение духа. Таким образом, в окончательном результате комедия говорит нам, что жизнь очень хороша и, в особенности, сплошь забавна. Конечно, она должна заботиться о том, чтобы занавес всегда опускался во время, как раз в момент радости, дабы мы не видели, что будет потом; между тем трагедия обыкновенно заканчивается так, что потом уже ничего и не может быть. И кроме того, если несколько серьезно присмотреться к этой комической стороне жизни, как она является нам в тех наивных физиономиях и ужимках, которые мелочные заботы, себялюбивый страх, минутный гнев, тайная зависть и множество подобных аффектов налагают на значительно далекие от типа красоты реальные образы, отражающиеся в комедии, то и с этой стороны совершенно неожиданно может возникнуть для вдумчивого наблюдателя глубокое убеждение, что жизнь и деятельность таких существ не могут иметь своей цели в самих себе, что, напротив, эти существа могли получить бытие лишь каким-то обманным и обходным путем и что собственно было бы лучше, если бы их, носителей подобных форм, совсем и не было.
