роды, ибо его мотивы лежат исключительно в наглядном мире, где находит себе место только возможное, даже только реальное; в отвлеченные же понятия, в мысли и слова облекается все, что можно лишь придумать, — следовательно, и все фальшивое, невозможное, нелепое, безрассудное. Так как разум служит уделом всех, а способность суждения — немногих, то в результате человек доступен призракам и отдан в жертву всевозможным химерам, какие только ему внушат; действуя в качестве мотивов его хотения, они могут побуждать его ко всякого рода извращенностям и глупостям, к неслыханным выходкам и даже к поступкам, совершенно противоречащим его животной природе. Истинное образование, в котором сведения и суждения идут рука об руку, выпадает на долю немногих, и еще меньшее количество людей способны его воспринять. Для массы же взамен образования повсюду существует нечто вроде дрессировки: ее орудием являются пример, привычка и крайне преждевременное, настойчивое внушение известных понятий, прежде чем опыт, рассудок и способность суждения могут помешать этому. Так и прививаются мысли, которые впоследствии столь, прочны и столь непоколебимы для всяких убеждений, что кажутся врожденными, за которые их часто и принимают — даже философы. На этом пути можно, при одинаковом старании, внушить людям как истинное и разумное, так и самое нелепое; например, можно приучить их приближаться к тому или другому кумиру не иначе, как со священным трепетом, и при звуке его имени падать ниц не только телом, но и всей своей душою; охотно жертвовать своим достоянием и жизнью ради слов, ради имени, в защиту самых сумасбродных причуд; по произволу сочетать высшую честь и глубочайший позор с той или другою вещью и сообразно этому ценить или презирать каждого из людей с искренним убеждением; отказываться от всякой животной пищи, как в Индостане, или пожирать еще теплые и трепетные куски, вырезанные из живого тела животных, как в Абиссинии; поедать людей как в Новозеландии, или приносить своих детей в жертву Молоху; кастрировать себя, добровольно ввергаться в костер усопшего, — словом, их можно приучить к чему угодно. Отсюда — крестовые походы, изуверства фанатических сект; отсюда хилиасты и флагелланты, преследования еретиков, аутодафе и весь вообще длинный список человеческих извращенностей. Для того чтобы не подумали, будто такими примерами богаты одни только мрачные века, я укажу несколько явлений из новой эпохи. В 1818 году 7000 хилиастов переселились из Вюртемберга к
