Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. I (1910).pdf/104

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 92 —

совершаемое при помощи слов, является или чисто-логическим рассуждением — и в таком случае оно всецело остается в пре­делах своей собственной области; или же оно подходит к гра­нице наглядных представлений, для того чтобы соединиться с ними, в намерении связать с ясно мыслимыми отвлеченными по­нятиями эмпирически-данное и интуитивно-воспринятое и таким образом вполне овладеть им. Оно, следовательно, стремится най­ти либо для данного интуитивного случая понятие или правило, под которое он подходит, либо для данного понятия или пра­вила случай, который их подтверждает: в этом качестве оно — функция способности суждения, и притом (по классификации Кан­та) в первом своем проявлении — рефлективная, а во втором — субсуммирующая. Таким образом, способность суждения являет­ся посредницей между интуитивным и абстрактным видами по­знания, или между рассудком и разумом. У большинства людей она находится лишь в зачаточном состоянии, часто даже только номинальна[1]: они обречены на то, чтобы ими руководили другие. С ними не следует разговаривать больше, чем это необходимо.

Мышление, оперирующее при посредстве наглядных предста­влений, является подлинным зерном всякого познания, так как оно возвращается к первоисточнику, к основе всяких понятий. Поэтому, оно — создатель всех истинно-оригинальных идей, всех первоначальных основных взглядов и всех открытий, поскольку в последних не оказывается главным виновником случай. В таком мышлении преимущественно действует рассудок, между тем как в другом, чисто-абстрактном — разум. К нему от­носятся известные мысли, которые долго бродят в голове, при­ходят и уходят, облекаются то в одно, то в другое воззрение, пока, наконец, достигнув отчетливости, не закрепляются в по­нятиях и не находят себе слов. Правда, есть мысли, которые никогда их не находят, и к сожалению, это — лучшие: quae vo­ce meliora sunt, как говорит Апулей.

Но Аристотель зашел слишком далеко, полагая, что никакое мышление не может совершаться без образов фантазии. Его выражения об этом в книгах De anima III, сс. 3, 7, 8: «душа никогда не мыслит без образа фантазии» «всякое размышление должно сопровождаться образом фантазии»; в книге De memoria, с. I: «ничто не может быть мыслимо без образа фантазии» — эти

  1. Кто находит мое утверждение гиперболой, пусть вспомнит судьбу гетевского учения о цветах: и если он удивится, что я считаю это доказательством своей мысли, то, значит, он сам даст для нее другое.