Профессора философии нашли удобным отнять у той силы мышления и соображения, которая отличает человека от животного, действует при посредстве рефлексии и понятий, нуждается в языке и создает способность к нему, силы, от которой зависят человеческая осмысленность и вместе с нею все человеческие действия, которая поэтому именно так и в таком смысле всегда понималась всеми народами и всеми философами, — они нашли удобным отнять у нее принадлежавшее ей до сих пор имя и назвать ее уже не разумом, а вопреки всякому словоупотреблению и здравому смыслу — рассудком; и сообразно с этим, они все вытекающее из нее переименовали из разумного в рассудительное. Естественно, что это нововведение на каждом шагу стало обнаруживать всю свою непригодность и неудобство и звучать фальшивым тоном. Ибо всегда и всюду рассудком, intellectus, acumen, perspicacia, sagacitas и т. д., обозначали описанную мною в предыдущей главе непосредственную и более интуитивную способность; а все вытекающие из нее действия, специфически отличные от разбираемых здесь разумных действий, называли рассудительными, умными, ловкими и т. д ; таким образом, всегда совершенно отделяли рассудительное от разумного, как проявления двух вполне и далеко различных способностей духа. Но профессора философии не смели примкнуть к этому, ибо их политика требовала такой жертвы. И вот в надлежащих случаях они говорят: «прочь, истина, прочь отсюда! У нас есть высшие, ясные цели… прочь, истина! in majorem Dei gloriam, — ведь ты давно к этому привыкла! Разве ты платишь гонорар и оклад? Прочь, истина, прочь; ступай к заслуге и сиди себе на корточках в уголке!» Им, видите ли, понадобилось название и место разума для изобретенной и придуманной, вернее и откровеннее — для всецело измышленной способности, которая должна была вызволить их из затрудительного положения, в какое поставил их Кант: именно, для способности непосредственных, метафизических, т. е. выходящих за всякую возможность опыта познаний, постигающих мир вещей в себе и их отношения. Эта способность прежде всего — «богосознание», т. е. она постигает Господа Бога непосредственно и a priori конструирует тот способ, которым Он создал мир; или, если бы это показалось слишком тривиально, она постигает, как Он в силу более или менее необходимого жизненного процесса из Себя извлек и до известной степени родил мир, или — что самое удобное, хотя и высоко-комичное, по обычаю и манере знатных лиц в конце аудиен-
