двум сторонам и , взятым каждая в отдельности, и угол равен углу , и основная линия равна основной линии , и треугольник равен треугольнику , т. e. больший — меньшему, что нелепо. Поэтому, не неравна , следовательно — равна.
В этом доказательстве мы имеем основу познания истины теоремы. Но кто же основывает свою уверенность в приведенной геометрической истине на этом доказательстве? Разве не зиждется она скорее на познанном интуицией основании бытия, по которому (в силу необходимости, не поддающейся дальнейшему доказательству, а доступной только воззрению), если от обеих конечных точек линии две другие равномерно наклоняются одна к другой, то не могут встретиться только в одной точке находящейся на одинаковом расстоянии от обеих конечных точек,
потому что два возникающих угла собственно представляют один только угол и он кажется двумя углами лишь вследствие противостоящего положения; поэтому нет основания, по которому линии встречались бы ближе к одной точке, чем к другой?
Познавая основание бытия, мы замечаем необходимое следствие обусловленного из его условия, в данном случае — равенство сторон из равенства углов, их связь: основа же познания дает нам только совместное бытие обоих. Можно даже сказать больше: обычный метод доказательств собственно только убеждает нас в том, что оба равенства сосуществуют в данной, изображенной для примера фигуре, а вовсе не в том, что они всегда бывают вместе; в этой последней истине (так как необходимая связь вовсе не указывается) мы получаем здесь только уверенность, основанную на индукции и поддерживаемую тем, что так бывает во всякой фигуре, какую бы мы ни создали. Конечно, только в таких простых теоремах, как шестая эвклидовская, основание бытия столь легко бросается в глаза; но я убежден, что и в самой запутанной теореме его можно вскрыть и
