заранее себе приготовили. Из этой краткой, но удовлетворительно изложенной теории смешного вытекает, что (оставляя в стороне пример шутов) остроумие всегда должно выражаться в словах, глупость же преимущественно в поступках; впрочем, она проявляется и в словах, — именно тогда, когда высказывает лишь свое намерение, не осуществляя его в действительности, или обнаруживает себя в одних только суждениях и мнениях.
К глупости относится также педантизм. Он происходит от того, что человек, питая мало доверия к собственному рассудку, не решается предоставлять ему в каждом отдельном случае непосредственное познание должного, всецело отдает его под опеку разума и хочет всюду руководиться последним, т. е. всегда исходить из общих понятий, правил, принципов и строго держаться их в жизни, в искусстве, даже в этическом поведении. Отсюда свойственная педантизму приверженность к форме, манере, выражению и слову, которые заменяют для него существо дела. Здесь скоро обнаруживается несовпадение понятия с действительностью, обнаруживается, что первое никогда не опускается до частностей, что его всеобщность и строгая определенность никогда не могут вполне подходить к тонким оттенкам и разнообразным модификациям реальности. Педант поэтому со своими общими принципами почти всегда оказывается в жизни слишком узким; он не умен, пошл, бесполезен; в искусстве, для которого понятие бесплодно, он создает жалкие порождения, мертвенные, натянутые, манерные. Даже в морали решимость поступать справедливо или благородно не всюду может осуществляться по отвлеченным принципам: во многих случаях бесконечно-тонкие оттенки обстоятельств вызывают необходимость в непосредственно вытекающем из характера выборе должного; между тем применение чисто-отвлеченных принципов, пригодных лишь в половину, отчасти дает ложные результаты, а отчасти совсем невозможно, так как они чужды индивидуальному характеру действующего лица, в чем-нибудь да проявляющему свою самобытность. Вот почему и бывают непоследовательности. Мы не можем вполне освободить Канта от упрека в поощрении к моральному педантизму, поскольку условием моральной ценности поступка он считает его происхождение из чисто-разумных отвлеченных принципов, помимо всякой склонности или минутного порыва. В таком упреке заключается и смысл шиллеровской эпиграммы «Угрызение совести». Когда, особенно в политических делах, речь идет о доктринерах, теоретиках, ученых и т. д., то имеются в виду педан-
