ство сущности каждой стремящейся и действующей силы в природе с волей не было познано, и поэтому на многообразные явления, представляющие собою только различные виды одного и того же рода, смотрели не так, а принимали их за гетерогенные: вот почему и не могло быть слова для обозначения понятия этого рода. Я поэтому называю весь род по самому выдающемуся из его видов, познание которого, лежащее к нам ближе и непосредственное, ведет нас к косвенному познанию всех других. Таким образом, во власти безысходного недоразумения оказался бы тот, кто не был бы способен выполнить требуемое здесь расширение понятия и под словом воля подразумевал бы всегда лишь один доселе носивший это имя вид, т. е. волю, которая сопровождается познанием и обнаруживается исключительно в силу мотивов, при этом даже только в силу абстрактных мотивов, иначе говоря, — под руководством разума; между тем она, как сказано, служит только самым ясным проявлением воли. Непосредствено известную нам внутреннюю сущность именно этого проявления мы должны мысленно выделить и перенести ее затем на все более слабые, менее ясные проявления той же сущности, — чем и выполним необходимое расширение понятия воли.
Но в противоположную сторону извратил бы мою мысль тот, кто подумал бы, что в конце концов безразлично — называть ли эту внутреннюю сущность всех явлений словом воля или каким-нибудь другим. Так было бы, действительно, в том случае, если бы эта вещь в себе была чем-нибудь таким, к бытию чего мы бы только умозаключали и что таким образом познавали бы лишь косвенно и лишь in abstracto: тогда, разумеется, ее, эту вещь, можно было бы называть как угодно, — имя было бы только простым знаком неизвестной величины. В настоящем же случае термин воля, который, как волшебное слово, должен раскрыть нам сокровенную сущность каждой вещи в природе, обозначает вовсе не неизвестную величину, какое-то нечто, достигнутое умозаключениями: нет, он обозначает познанное вполне непосредственно и настолько известное, что мы гораздо лучше знаем и понимаем, что такое воля, чем всякая другая вещь.
До сих пор понятие воли подводили под понятие силы, я же поступаю как раз наоборот и каждую силу в природе хочу понять как волю. Да не подумают, что это безразличный спор о словах: напротив, это в высшей степени значительно и важно. Ибо в конечном основании понятия силы, как и всякого другого, лежит наглядное познание объективного мира, т. е. явление, пред-
