до в нем признать чисто-случайных элементов, чем больше навязывает нам оно чисто-эмпирических данных, тем больше действительно-объективного и истинно-реального содержится в таком познании, но в то же время и больше необъяснимого, т. е. несводимого далее ни к чему другому.
Разумеется, не понимающая своей цели этиология во все времена стремилась к тому, чтобы свести всю органическую жизнь к химизму или электричеству, всякий химизм, т. е. качественность, в свою очередь, к механизму (действие в силу форм атомов), последний — отчасти к предмету форономии, т. е. времени и пространству, объединенным в возможность движения, а отчасти к предмету чистой геометрии, т. е. положению в пространстве (приблизительно так, как — с полным правом — чисто-геометрически конструируют уменьшение действия по квадрату расстояния и теорию рычага); геометрия, наконец, растворяется в арифметике, которая, благодаря единству измерения, является наиболее понятной, самой доступной для обозрения и объяснимой до конца формой закона основания. Примерами намеченного здесь в общих чертах метода служат атомы Демокрита, вихри Декарта, механическая физика Лесажа, который, приблизительно в конце прошлого столетия, пытался как химическое сродство, так и тяготение объяснить механически, посредством толчка и давления (ближе с этим можно познакомиться из «Lucrèce Neutonien»). И Рейлевские форма и состав, как причина животной жизни, имеют ту же тенденцию. Наконец, совершенно такой же характер носит как раз теперь, в средине XIX века, снова подогретый грубый материализм, который по невежеству мнит себя оригинальным. Тупоумно отрицая жизненную силу, он прежде всего хочет явления жизни объяснить из физических и химических сил, а последние в свою очередь вывести из механического действия материи, положения, формы и движения вымышленных атомов, и таким образом свести все силы природы к толчку и отражению, которые играют для него роль «вещи в себе». Сообразно этому даже свет оказывается механической вибрацией или же волнообразным движением воображаемого и для этой цели постулируемого эфира, который, достигнув сетчатки, барабанит по ней, так что, например, 483 биллиона барабанных ударов в секунду производят красный цвет, 727 биллионов — фиолетовый и т. д. (значит, слепые к цветам — это те, кто не умеет счесть барабанных ударов, не правда ли?..) Такие грубые, механические, демокритовские, неуклюжие и поистине корявые теории вполне достойны тех господ, которые, пятьдесят лет
