известных условий; поэтому закон природы можно, конечно, определить, как обобщенный факт, un fait généralisé, и законченное изложение всех законов природы было бы лишь полным регистром фактов.
Обозрение всей природы завершается далее морфологией, которая перечисляет, сравнивает и распределяет все постоянные формы органической природы. О причине возникновения отдельных существ она мало что может сказать, ибо такой причиной для всех служат рождение, теория которого существует сама по себе, и только в редких случаях — generatio aequivoca. Но к последней, строго говоря, относится и тот способ, каким все низкие ступени объективации воли, т. е. физические и химические явления, обнаруживаются в отдельных случаях, и указание условий для этого обнаружения и составляет задачу этиологии. Философия же наблюдает всюду, значит — и в природе, только общее: первичные силы сами служат здесь ее предметом, и она познает в них различные ступени объективации воли, которая составляет внутреннюю сущность, «в себе» этого мира, а последний она, отвлекаясь от воли, признает только представлением субъекта. Если же этиология, вместо того чтобы пролагать путь философии и подтвержать ее учение примерами, думает, напротив, что ее цель отвергать все первичные силы, за исключением разве одной, самой общей, например, непроницаемости, и воображает, что сполна понимает ее, и потому старается насильственно сводить к ней все остальные, — то она сама лишает себя своей опоры и может вместо истины давать только заблуждение. Содержание природы вытесняется тогда формой, влиянию обстоятельств приписывается все, внутренней сущности вещей — ничего. Если бы действительно такой путь приводил к успеху, то, как уже сказано, загадку мира разрешала бы в конце концов арифметическая задача. И именно на этот путь вступают, когда, как уже упомянуто, всякое физиологическое действие хотят свести к форме и составу, — например, к электричеству, последнее затем — к химизму, а его — к механизму. В последнюю ошибку впадали, например, Декарт и все атомисты, сводившие движение мировых тел к толчку некоторого флюида, а качества — к сочетанию и форме атомов, и старавшиеся все явления природы объяснять как простые феномены непроницаемости и сцепления. Хотя от этих взглядов отказались, однако и в наши дни точно так же поступают физиологи-электрики, химики и механики, которые упорно хотят объяснить всю жизнь и все функции организма из «формы и состава» его элементов. Что целью физиологического объяснения является сведение органической жизни к общим
