Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. I (1910).pdf/388

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 206 —

тления возвышенного. А затем уже нашему исследованию эстетического наслаждения разбор объективной стороны последнего сообщит полную законченность.

Изложенное до сих пор надо, впрочем, дополнить еще следующими замечаниями. Свет — это самое отрадное из вещей: он сделался символом всего доброго и благодатного. Во всех религиях он означает вечное спасение, а тьма — проклятие. Ормузд обитает в чистейшем свете, Ариман — в вечной ночи. Дантов рай имеет почти такой же вид, как лондонский вокзал: все блаженные духи кажутся светящимися точками, которые соединяются в правильные фигуры. Отсутствие света непосредственно наводит на нас грусть, его возвращение дает нам счастье; цвета непосредственно возбуждают живую радость, которая, в случае их прозрачности, достигает высшей степени. Все это происходит только от того, что свет является коррелятом и условием самого совершенного наглядного способа познания — единственного, который непосредственно совсем не аффицирует воли. Ибо зрение, в противоположность другим чувствам, само по себе, непосредственно и своим чувственным действием, нисколько неспособно возбуждать в органе приятность или неприятность ощущения, — т. е. оно не имеет непосредственной связи с волей; только зарождающееся в рассудке воззрение может иметь такую связь: она заключается тогда в отношении объекта к воле. Уже в применении к слуху это обстоит иначе: звуки могут непосредственно возбуждать страдание и, с другой стороны, могут непосредственно, без отношения к гармонии или мелодии, быть чувственно приятны. Осязание, как тождественное с общим чувством всего тела, еще более подчинено этому непосредственному влиянию на волю, — хотя и существуют еще прикосновения без боли и без удовольствия. Запахи же всегда приятны или неприятны; вкусы — еще более. Два последние чувства, таким образом, больше всего приближаются к воле: поэтому они — самые неблагородные, и Кант назвал их субъективными чувствами.

Таким образом, радоваться свету значит, собственно, лишь радоваться объективной возможности самого чистого и совершенного наглядного познания; эта радость, следовательно, объясняется тем, что чистое познание, свободное и отрешенное от всякого хотения, в высшей степени отрадно и уже в качестве такого имеет большую долю в эстетическом наслаждении. Это впечатление света объясняет также невероятно-великую красоту, какую мы признаем в отражении объектов в воде. Самый легкий, самый скорый и тонкий способ воздействия тел друг на друга,