проявляется воля на известной ступени своей объектности и вещь поэтому служит выражением идеи, то всякая вещь прекрасна.
То, что и самое незначительное может быть предметом чисто объективного и безвольного созерцания и тем свидетельствует о своей красоте, — доказывает уже упомянутая в этом отношении (§ 38) nature morte нидерландцев. Прекраснее же одно другого бывает тем, что облегчает чисто-объективное созерцание, идет ему навстречу, даже как бы вынуждает его, — и тогда мы называем такую вещь прекрасной в высокой степени. Эта особенная красота предмета состоит отчасти в том, что он, как отдельная вещь, весьма отчетливым и ясно определенным, безусловно значительным соотношением своих частей ясно выражает идею своего рода и соединенной в нем, предмете, полнотою всех возможных для этого рода проявлений совершенно раскрывает идею последнего, так что крайне облегчает зрителю переход от отдельной вещи к идее и этим самым легко вызывает состояние чистой созерцательности; отчасти же преимущество особенной красоты объекта заключается в том, что самая идея, которая нас пленяет в нем, служит высокой ступенью объектности воли и потому крайне выразительна и многосодержательна. Вот почему человек прекрасен преимущественно перед всем другим, и раскрытие его существа составляет высшую цель искусства. Человеческий облик и человеческое выражение — самый значительный объект изобразительного искусства, как человеческие действия — самый значительный объект поэзии.
Но и каждая вещь обладает своей особой красотой, — не только все органическое и проявляющееся в единстве какой-нибудь индивидуальности, но и все неорганическое, бесформенное, даже всякая поделка. Ибо все они раскрывают идеи, в которых объективируется воля на низших ступенях; они издают как бы самые низкие, замирающие басовые тоны природы. Тяжесть, косность, текучесть, свет и т. д. — вот идеи, которые выражаются в скалах, строениях, водах. Изящное садоводство и архитектура в состоянии только способствовать отчетливому, многостороннему и полному развитию этих свойств, давать им повод выражаться во всей чистоте, — чем они и вызывают на эстетическое созерцание и его облегчают. Напротив, дурные строения и местности, которыми пренебрегла природа или которые испортило искусство, мало или совсем неспособны производить такое впечатление; но и из них не могут совершенно исчезнуть эти общие основные идеи природы. Зрителя, который ищет их, они пленяют и здесь, и даже дурные здания и тому подобные
