неудачные произведения еще могут быть объектом эстетического созерцания: идеи самых общих свойств их материала еще распознаваемы в них, — но только искусственно приданная им форма служит здесь не вспомогательным средством, а скорее препятствием, которое затрудняет эстетическое созерцание. И поделки, следовательно, тоже служат выражению идей: но то, что в них выражается, есть не идея поделки, а идея материала, которому придали эту искусственную форму. На языке схоластиков это очень удобно можно выразить в двух словах: именно, в поделке проявляется идея ее formae substantialis, а не ее formae accidentalis, — последняя указывает не на идею, а только на человеческое понятие, из которого она произошла. Понятно, что здесь под словом поделка совсем не имеется в виду произведение изобразительного искусства. Впрочем, схоластики на самом деле понимали под forma substantiali то, что я называю степенью объективации воли в какой-нибудь вещи. Мы скоро, при рассмотрении изящного зодчества, вернемся к выражению идеи материала.
Придерживаясь нашего взгляда, мы не можем однако принять утверждения Платона (De Rep. X, р. 284—285; Parmen., р. 79, ed. Bip.), что стол и стул выражают идеи стола и стула: нет, мы говорим, что они выражают те идеи, которые проявляются уже в самом их материале, как таком. По Аристотелю (Metaph., XI, cap. 3), сам Платон, впрочем, признавал идеи только того, что создано самой природой: «Платон говорил, что существуют идеи того, что есть от природы»; а в 5-ой главе сказано, что, согласно платоникам, нет идей дома и кольца. Во всяком случае, уже ближайшие ученики Платона, как нам сообщает Алкиной (Introductio in Platonicam philosophiam, сар. 9), отрицали существование идей поделок. Вот что говорит последний: «они определяют идею, как вечный образец (παραδειγμα) того, что существует согласно природе. Ибо большинству сторонников Платона не нравилось мнение, что есть идеи поделок, например, щита и лиры, или того, что противно природе, например, лихорадки и холеры, или частностей, например, Сократа и Платона, или чего-нибудь ничтожного, например, грязи и соломы, или отношений, например, бо̀льшего и превосходящего, потому что идеи — это вечные помыслы бога, в себе совершенные». По этому поводу упомяну еще о другом пункте, в котором наша идеология сильно уклоняется от идеологии Платона. Он учит (De Rep. X, р. 288), что предмет, изображение которого является целью изящных искусств, прообраз живописи и поэзии, — не идея, а отдельная вещь. Все наше предыдущее изложение доказывает прямо проти-
