дают по большей части только «сорный ящик, кладовую и, в лучшем случае, крупное государственное событие».
Таким образом, кто хочет познать человечество в его внутренней, во всех проявлениях и развитии тождественной сущности, в его идее, тому произведения великих, бессмертных поэтов раскроют картину гораздо более верную и отчетливую, чем это в состоянии сделать историки, потому что даже лучшие из них далеко не выдаются как поэты, и руки у них притом связаны. Взаимное отношение между теми и другими может быть, в этом смысле, пояснено следующим сравнением. Простой, чистый историк, работающий только на основании данного материала, подобен человеку, который безо всякого знания математики, посредством измерения случайно найденных фигур исследует их отношения, — отчего его эмпирические выводы страдают всеми ошибками начерченных фигур; напротив, поэт подобен математику, который конструирует эти отношения a priori, в чистом воззрении, и выражает их не такими, как они действительно начерчены в данной фигуре, а такими, каковы они в идее, которую должен представлять чертеж. Вот почему и говорит Шиллер:
|
Не стареет лишь одно вовеки: |
В смысле познания сущности человечества, я склонен даже приписывать больше значения биографиям, особенно автобиографиям, чем собственно истории, — по крайней мере, как ее обычно трактуют:. С одной стороны, в первых можно собрать данные правильнее и полнее, чем в последней; с другой стороны, в истории действуют не столько люди, сколько народы и войска, и отдельные личности, которые еще выступают в ней, появляются в таком отдалении, так плотно окруженные, с такою свитой, и притом затянутые в официальные одежды или прикрытые тяжелыми негнущимися панцирями, — что по истине трудно разглядеть сквозь все это человеческие движения. Напротив, верно изображенная жизнь отдельной личности показывает, в тесной сфере, нравы людей во всех их оттенках и формах, — благородство, доблести и даже святость немногих, лживость, ничтожество, коварство большинства, низость иных. При этом, в единственно рассматриваемом здесь отношении, именно в отношении внутреннего смысла явлений, совершенно безразлично, будут ли предметы, вокруг которых вращается действие, сравнительно мелкими или важными, будут ли это крестьянские дворы или государства: ибо все эти вещи, сами по себе не имея значения, получают его
