Относительно построения трагедии я позволю себе только одно замечание. Изображение великого несчастья одно существенно для трагедии. Но многоразличные пути, которыми поэт осуществляет это изображение, могут быть сведены к трем категориям. Он может, во-первых, изображать необыкновенную, доходящую до последних границ возможности злобу характера, который и становится причиной несчастья; примеры этого рода — Ричард III, Яго в Отелло, Шейлок в Венецианском купце, Франц Моор, Федра Еврипида, Креон в Антигоне и т. д. Во-вторых, несчастье может быть вызвано слепой судьбою, т. е. случайностью и ошибкой; истинным образчиком этого рода может служить царь Эдип Софокла, затем Трахинянки и вообще большинство трагедий древних, а среди новых — Ромео и Юлия, Танкред Вольтера, Мессинская невеста. В-третьих, наконец, несчастье может быть вызвано и просто положением действующих лиц относительно друг друга, их взаимными связями, так что вовсе не нужно для этого ни чудовищного заблуждения, ни неслыханной случайности, ни характера, достигшего пределов человеческой злобы: просто, характеры, в моральном смысле обыкновенные, при обстоятельствах, какие бывают нередко, поставлены в такие отношения, между собою, что их положение заставляет их сознательно и заведомо причинять друг другу величайшее зло, — и при этом ни одна сторона не оказывается исключительно неправой. Мне кажется, что этот последний род трагедии гораздо предпочтительнее первых двух, ибо он рисует нам величайшее несчастье не в виде исключения, не как продукт редкого сочетания обстоятельств или чудовищных характеров, а как нечто легко и само собою вытекающее из людских поступков и характеров, почти неизбежное, — и именно этим такая трагедия являет нам несчастье в устрашающей близости. И если в двух других видах трагедии жестокая судьба и ужасная злоба казались нам страшными, но лишь издалека грозящими силами, которые мы лично можем миновать, не прибегая к отречению, то последний вид воочию показывает нам, что для этих разрушающих счастье и жизнь сил в каждое мгновение открыта дорога и к нам самим и что величайшее страдание бывает результатом сплетений, сущность которых может коснуться и нашей судьбы, результатом поступков, которые мы и сами, быть может, способны были бы совершить, так что не имели бы права жаловаться на несправедливость, — и, тогда мы с ужасом чувствуем себя на дне ада. Но и создать трагедию этого последнего рода в высшей степени трудно, потому что здесь требуется при
