Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. I (1910).pdf/473

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 291 —


Но те факты, которые мы теперь ясно сознали, именно то, что, хотя отдельное проявление воли начинается во времени и во времени кончается, на самую волю, как вещь в себе, это не распространяется, как не распространяется и на коррелят всякого объекта — познающий, никогда не познаваемый субъект; то, что воле к жизни всегда обеспечена жизнь, — эти факты относятся к упомянутым учениям о загробном существовании. Ибо воле, рассматриваемой как вещь в себе, а равно и чистому субъекту познания, вечному оку мира, одинаково несвойственно ни сохранение, ни уничтожение, так как последние составляют определения, имеющие силу только во времени, — воля же и субъект лежат вне времени. Вот почему эгоизм индивидуума (этого отдельного проявления воли, освещенного субъектом познания) из предложенного нами взгляда нисколько не может почерпнуть пищи и утешения для своего желания существовать бесконечно долгое время, как не мог он их почерпнуть из сознания, что после его смерти все-таки будет продолжаться во времени остальной внешний мир, — а ведь сознание этого есть тот же самый взгляд, но только с объективной и потому временной стороны. Ибо хотя каждый преходит только в качестве явления, а как вещь в себе безвременен и, следовательно, бесконечен, — но зато лишь в качестве явления и отличается он от прочих вещей мира; как вещь в себе, он — воля, которая проявляется во всем, и смерть уничтожает иллюзию, отделяющую его сознание от сознания других: в этом — продолжение бытия. Неприкосновенность человека для смерти, присущая ему только как вещи в себе, совпадает для явления с тем обстоятельством, что существование остального внешнего мира продолжается[1]. Этим объясняется и следующий факт: хотя сокровенное и смутное сознание того, что мы сейчас подняли на степень отчетливого и ясного убеждения, — хотя оно, как я уже сказал, и препятствует мысли о смерти отравлять жизнь даже разумному существу, ибо такое сознание лежит в основе той жизненной отваги, которая поддерживает все живущее и позволяет ему, покуда оно имеет жизнь перед глазами и к ней обращено, бодро продолжать эту жизнь, как будто бы смерти и не существовало, — тем не менее, когда смерть в

  1. В Ведах это выражено так: когда человек умирает, его зрение сливается с солнцем, обоняние — с землей, вкус — с водой, слух — с воздухом, речь — с огнем и т. д. (Oupnek’hat, т. I, стр. 249 и сл.); выражается это и тем, что умирающий в особой формуле передает одно за другим все свои чувства и способности своему сыну, в котором они должны отныне продолжаться. (Там же, т. II, стр. 82 и сл.).