времени, и видел бы в ней обманчивый мираж, бессильный призрак, пугающий слабых, но не имеющий власти над тем, кто знает, что он сам — та воля, чьей объективацией, или отпечатком служит весь мир; за кем поэтому во всякое время обеспечена жизнь, равно как и настоящее — эта подлинная, единая форма проявления воли; кого поэтому не может страшить бесконечное прошлое или будущее, в которых ему не суждено быть, ибо он считает это прошлое и будущее пустым наваждением и пеленою Майи; кто поэтому столь же мало должен бояться смерти, как солнце — ночи. На эту точку зрения ставит Кришна в Бхагават-Гите своего вопрошающего ученика Арджуну, когда последний при виде готовых к бою полчищ (нечто, напоминающее Ксеркса), объятый грустью, колеблется и хочет отказаться от битвы, чтобы предотвратить гибель стольких тысяч: Кришна ставит его на эту точку зрения, — и смерть стольких тысяч уже не может его страшить: он подает знак к битве. Эту же точку зрения выражает и Прометей Гете, особенно в словах:
|
Я здесь сижу, творю людей |
К этой же точке зрения могла бы привести и философия Бруно и философия Спинозы тех, кому ошибки и несовершенства этих систем не помешали бы, всецело или отчасти, примкнуть к ним. В философии Бруно нет этики в собственном смысле, а у Спинозы этика совсем не вытекает из сущности его учения: сама по себе прекрасная и достойная хвалы, она пришита к последнему только посредством слабых и очевидных софизмов. На указанную точку зрения стало бы, наконец, много людей, если бы их познание шло в уровень с их желаниями, т. е. если бы они, свободные от всяких химер, были в состоянии уяснить себе самих себя. Ибо в этом состоит, для познания, точка зрения полного утверждения воли к жизни.
Воля утверждает самое себя, — это значит: когда в ее объектности, т. е. в мире и жизни, ей сполна и отчетливо дается, как представление, ее собственная сущность, то это познание нисколько не задерживает ее хотения: она продолжает хотеть этой жизни
- ↑ Перевод А. А. Фета.
