опыту, обнаруживается во всем поведении и жизненном складе данного человека. Как все дерево представляет собою только бесконечно повторенное проявление одного и того же стремления, которое проще всего выражается в волокне, и усложняясь, повторяется в виде листа, побега, ветви, ствола и может быть легко в них узнано, так все поступки человека представляют собою только бесконечно повторяемое, в своей форме несколько изменяющееся выражение его умопостигаемого характера, — и вытекающая из суммы этих поступков индукция составляет его эмпирический характер. Впрочем, я не стану здесь перерабатывать и повторять мастерское изложение Канта, а предполагаю его известным.
В 1840 году я обстоятельно и подробно разработал важный вопрос о свободе воли в своем премированном сочинении о ней и раскрыл причину той иллюзии, в силу которой полагают, будто в самосознании, в качестве факта его, можно найти эмпирически данную абсолютную свободу воли, т. e. liberum arbitrium indifferentiae: как раз на этом пункте и была, вполне основательно, сосредоточена конкурсная тема. Отсылая читателя к этому произведению, а также к § 10 изданной вместе с ним, под общим заглавием Обе основные проблемы этики, конкурсной работы об основе морали, я опускаю теперь предложенное в первом издании еще неудовлетворительное доказательство необходимости волевых актов, а вместо этого постараюсь уяснить названную иллюзию кратким рассуждением, которое имеет свое предпосылкой девятнадцатую главу нашего второго тома и поэтому не могло быть приведено в упомянутой конкурсной работе.
Помимо того, что воля, будучи, как истинная вещь в себе, чем-то действительно первозданным и независимым, должна и в самосознании иметь спутником своих, хотя уже и детерминированных здесь, актов чувство первозданности и самостоятельности, не говоря уже об этом, — иллюзия эмпирической свободы воли (вместо трансцендентальной, которую одну следует за ней признать), т. е. свободы отдельных поступков, возникает из показанного в 19-ой главе II тома, особенно под № 3, обособленного и подчиненного положения интеллекта по отношению к воле. В самом деле: интеллект узнает решения воли только a posteriori и эмпирически; оттого, когда ему предстоит выбор, он не имеет данных о том, какое решение примет воля. Ибо умопостигаемый характер, в силу которого при данных мотивах возможно лишь одно решение и потому решение необходимое, не проникает в познание интеллекта, а постепенно становится ему известен только характер эмпирический — по своим отдель-
