viduationis. Вместе с утверждением жизни за пределы собственного организма и вплоть до возникновения нового тела опять утверждаются также и страдание и смерть, как сопричастные явлению жизни, — и возможность искупления, создаваемая совершеннейшей способностью познания, на этот раз оказывается бесплодной. В этом и имеет свое глубокое основание стыд полового акта.
Этот взгляд мифически представлен в том догмате христианского вероучения, по которому мы все сопричастны грехопадению Адама (очевидно, представляющему собою только удовлетворение полового инстинкта) и через него заслужили страдание и смерть. Названное вероучение выходит здесь за пределы мышления по закону основания и познает идею человека, единство которой из своего раздробления на бесчисленные индивидуумы восстановляется всесвязующими узами деторождения. Вследствие этого, в христианстве каждый индивдуум, с одной стороны, признается тождественным с Адамом, представителем утверждения жизни, и в этом отношении подпавшим греху (первородному греху), страданию и смерти; с другой же стороны, благодаря уразумению идеи, христианство видит во всяком индивидууме — тождественного с Искупителем, представителем отрицания воли к жизни, и в этом отношении сопричастного Его самопожертвованию, искупленного Его подвигом и спасенного из оков греха и смерти, т. е. мира (Рим. 5, 12—21).
Другое мифическое выражение нашей мысли о половом удовлетворении, как об утверждении воли к жизни за пределы индивидуального существования, как о моменте, в котором только и завершается порабощение человека жизни, или как о возобновляемой подписке на жизнь, — представляет собою греческий миф о Прозерпине: для нее еще возможно было возвращение из подземного царства, пока она не вкусила его плодов, — но отведав гранат, она совсем обреклась ему. В несравненной передаче этого мифа у Гете его смысл выступает очень ясно, особенно когда, сейчас же после вкушения гранаты, внезапно раздается незримый хор Парок:
|
О, ты наша! |
Замечательно, что Климент Александрийский (Strom. III, с. 15) употребляет для этой мысли тот же образ и выражение: «кто оскопил себя от всякого греха ради царства небесного, — блаженны те, постники мира».
