еще интеллект, вследствие чего вещи не могут познаваться так, как они существуют сами по себе. К этому взгляду Кант был приведен Локком (см. Пролегомены ко всякой метафизике, 513, примечание). Последний доказал, что так называемые «вторичные» свойства вещей — звук, запах, цвет, твердость, мягкость, гладкость и т. п., будучи основаны на впечатлениях чувств, не могут принадлежать объективному телу, вещи в себе; ей же он приписал лишь «первичные» свойства, т. е. такие, которые обусловливаются только пространством и непроницаемостью, — протяженность, форму, плотность, количество и подвижность. Но это столь легко замечаемое и лежащее, так сказать, на поверхности вещей различение было только юношеской прелюдией, сравнительно с различением кантовским. Исходя из несравненно высшей точки зрения, Кант показал, что и то, в чем Локк видел qualitates primarias, т. е. свойства вещи в себе, принадлежит на самом деле только ее явлению в нашей познавательной способности, и именно потому, что условия этих свойств — пространство, время и причинность — познаются нами a priori. Локк, таким образом, отделил от вещи в себе элемент, привносимый в ее явление органами чувств; Кант же отделил и элемент, привносимый функциями мозга (хотя и не под этим названием), вследствие чего различение вещи в себе от явления получило гораздо более значительный и глубокий смысл. Но для этого Кант должен был предпринять громадный труд выделения априорных элементов нашего познания от апостериорных, что до него никем еще не было сделано с надлежащей строгостью и полнотой, отчетливо и сознательно: оттого это выделение и явилось главным предметом его глубокомысленных изысканий.
Замечу прежде всего, что философия Канта стоит в трояком отношении к его предшественникам: 1) она подтверждает и расширяет философию Локка (как это мы сейчас видели), 2) она утилизирует и в то же время исправляет философию Юма (что́ яснее всего сказывается в предисловии к Пролегоменам, этому наиболее изящному и доступному из сочинений Канта; к сожалению, его слишком мало читают, хотя оно необыкновенно облегчает изучение кантовской филисофии), и 3) она опровергает лейбнице-вольфианскую философию. Оттого необходимо знать все эти три системы, прежде чем приступить к изучению Канта. Но если, как сказано выше, различение явления от вещи в себе, т. е. учение о совершенной противоположности идеального и реального, является основной тенденцией кантовской философии, то воцарившееся скоро после Канта утверждение абсолютного их тождества
