так как земля кругла, то при одном горизонтальном движении никак нельзя выйти за ее пределы, хотя это, пожалуй, и не невозможно для движения перпендикулярного. Равным образом, можно сказать, учение Канта показывает, что начала и конца мира следует искать не вне нас, а в нас самих.
А все это зиждется на фундаментальном различии догматической от критической, или трансцендентальной философии. Кто пожелает уяснить себе это различие на примере, не тратя много времени, тому я могу рекомендовать, как образчик догматической философии, одно рассуждение Лейбница, носящее заглавие «De rerum originatione radicali» и впервые напечатанное в эрдманновском издании философских сочинений Лейбница, т. I, стр. 147. В этом рассуждении, на чисто-догматический лад, при помощи онтологического и космологического доказательств и на основании veritatum aeternarum, весьма исправно a priori выведены происхождение и совершенство мира; правда, мимоходом автор вынужден сознаться, что опыт показывает как раз противоположное демонстрированному здесь совершенству, — ну, так опыту втолковывается, что он ничего не смыслит в этих вещах и должен держать язык за зубами, когда философия вещает a priori. Вот против такого-то метода и выступает в лице Канта критическая философия; она делает предметом своих изысканий veritates aeternas, с помощью которых воздвигались подобные догматические постройки, ищет их источника и находит его в человеческой голове, где они вырастают из специально присущих ей и служащих для восприятия объективного мира форм. Итак, в мозгу — вот где находится каменоломня, доставляющая материал для величественных догматических построек. Но чтобы дойти до этого результата, критическая философия должна была выйти за пределы veritatum aeternarum, на которые опирался предшествовавший догматизм; она должна была сделать их самих предметом своего исследования, т. е. стать трансцендентальной. В качестве такой она учит, далее, что объективный мир, как мы его познаем, не относится к сущности вещей в себе, а есть лишь явление последней, обусловленное формами, лежащими a priori в человеческом интеллекте (т. е. в мозгу), и что поэтому в нем не может содержаться ничего, кроме явлений.
Кант не дошел до сознания, что вещь в себе — воля, а мир как представление — явление. Но он доказал, что являющийся мир столько же обусловлен субъектом, как и объектом; выделив общие формы его явления, т. е. представления, он показал, что их можно обозреть во всей закономерности и познать, исходя как из
