Декарт был конечно очень выдающийся ум и сделал весьма многое, если принять в соображение его время. Но если оставить последнее в стороне и оценивать его с той точки зрения, освободил ли он, как это ему приписывают, мысль от всяких оков и создал ли он новый период независимого, самостоятельного исследования, то окажется, что хотя он и придает себе вид скептика, отбрасывающего путы мнений, рано привитых средой и временем, однако делает он это еще несерьезно, лишь напоказ и на одно мгновение, для того чтобы сейчас же снова и тем сильнее связать себя ими. Так же поступают и его преемники — вплоть до Канта. К свободному мыслителю такого пошиба отлично подходят стихи Гете:
Я бы с цикадой длинноногой |
Кант имел основания делать вид, будто и он думает так же точно. Однако из обманчивого прыжка, который был ему дозволен, так как уже знали, что он приводил назад в траву, — на сей раз вышел полет: а стоящим внизу остается только провожать его глазами, без надежды на его возвращение.
Итак, Кант отважился вывести из своего учения недоказуемость всех этих столь долго и столь мнимо доказывавшихся догматов. Спекулятивная теология и связанная с ней рациональная психология получили от него смертельный удар. С тех пор они исчезли из немецкой философии, и пусть нас не вводят в
Аd partum properare tuum, mens aegra, quid obstat; |
(О робкий замысел, что мешает тебе воплотиться? Иль не стоит даров твоих век современный? Пусть в мрачном потоке земля утопает, ты же, Олимп наш, вершину свою вознеси к светлому небу!)
Кто прочтет это главное его произведение, а также и его другие, итальянские сочинения (бывшие прежде столь редкими, а теперь, благодаря немецкому изданию, доступные каждому), тот согласится со мной, что из всех философов он один несколько приближается к Платону по соединению философской мощи с силой поэтического дара и драматического изложения. Представим себе это нежное, одухотворенное, проникнутое мыслью существо, каким он рисуется перед нами в этом своем сочинении, — представим его себе в руках грубых и бешеных попов, его судей и палачей, и возблагодарим время, вызвавшее из своих недр более светлый и гуманный век, так что то потомство, проклятие которого должно было пасть на головы этих дьявольских фанатиков, есть уже современное нам поколение.