помощи стольких же априорных понятий мыслить вещи, данные перед этим лишь в воззрении, то в таком случае каждая реальная вещь должна была бы обладать целой кучей определений, которые в качестве данных a priori (подобию времени и пространству) никоим образом не могли бы быть устранены из представления этой вещи, а должны были бы принадлежать самому ее бытию, не будучи в то же время выводимы из свойств пространства или времени. В действительности мы встречаем только одно такое определение, а именно — причинность. На нем основывается материальность, ибо сущность материи состоит в действии, и она есть насквозь причинность (см. т. II, гл. 4). Материальность же — это единственное, что отличает реальную вещь от образа фантазии, который есть лишь представление. Ибо материя, как пребывающее, дает вещи по отношению к ее материи пребывание во времени, между тем как формы сменяются, сообразно причинности. Все же, что есть остального в вещи, — это или определения пространства либо времени, или эмпирические ее свойства, сводящиеся к ее действенности, — следовательно, являющиеся ближайшими определениями причинности. Но причинность входит уже как условие в эмпирическое воззрение, которое оказывается таким образом функцией рассудка, делающего возможным самое воззрение, но помимо закона причинности ничего не прибавляющего в опыту и его возможности. То же, что, помимо этого, наполняет старые онтологии, является в конце концов лишь отношениями вещей друг к другу или к нашей рефлексии, и тому подобной farrago (всякая всячина).
Несостоятельность учения о категориях видна уже из самой манеры изложения Канта. Какая в этом отношении разница между трансцендентальной эстетикой и трансцендентальной аналитикой! Там — ясность, определенность, уверенность, твердость убеждения, никаких недомолвок и недоразумений. Все полно света, не оставлено ни одного темного уголка или лазейки. Кант знает, чего он хочет, и знает, что он прав. Здесь, наоборот, все темно, смутно, неопределенно, выводы колеблются и неуверенны, изложение робко, полно оговорок, ссылок на дальнейшее и даже прямо замалчиваний. Точно также весь второй и третий отделы дедукции чистых понятий рассудка совершенно изменены во 2-м издании, ибо они не удовлетворяли самого Канта, и здесь они имеют иной вид, чем в 1-м издании, хотя и не сделались от того яснее. Точно видишь, как борется Кант с истиной, чтобы выдержать свое предвзятое мнение. В эстетике все его тезисы действительно доказаны из неопровержимых фактов сознания; на-
