не говоря уже о новой функции рассудка, а мы имеем только излишний синоним причинности. Как раз такой взгляд высказывает и сам Кант (что с его стороны весьма необдуманно), а именно в «Метафизических основоначалах естествознания», в начале доказательства 4-й теоремы механики; он говорит: «всякое внешнее действие в мире есть взаимодействие». Но тогда зачем же будут существовать в рассудке различные априорные функции для причинности и для взаимодействия, так что реальное преемство вещей возможно будто бы и познаваемо только при помощи первой, а существование — только при помощи второй? Если всякое действие есть взаимодействие, то, значит, преемство и сосуществование тождественны и все в мире одновременно. — Если бы на самом деле существовало взаимодействие, то было бы возможно и даже a priori достоверно и perpetuum mobile: между тем, если возможность его отрицается, то в основе этого отрицания лежит априорное убеждение, что не существует взаимодействия и соответствующей ему формы рассудка.
Равным образом и Аристотель не признает взаимодействия в собственном смысле, замечая, что, хотя две вещи и могут быть взаимными причинами друг друга, но лишь так, что причинность каждой из них понимается в ином смысле: например, если первая действует на вторую как мотив, а вторая на первую — как причина ее движения. В двух местах мы находим у него одни и те же слова (Phys. II. 3; Metaph. V, 2): «существуют, кроме того, взаимные причины: так, упражнение в доброй привычке есть ее причина, а добрая привычка — причина упражнения в ней; однако, они причины друг друга не в одном смысле, но первая — как цель, вторая — как начало движения». Если бы он признавал сверх того еще взаимодействие в собственном смысле, то непременно упомянул бы о нем здесь, так как в обоих приведенных местах он ставит своей задачей перечисление всевозможных видов причин. Что же касается до Anal. post. II, 11, то здесь он говорит о круговороте причин и действий, а не о взаимодействии.
4. Категориям модальности свойственно то преимущество, что выражаемое каждой из них действительно отвечает формам суждений, из которых оно выведено, — чего почти совсем не замечается при других категориях, большинство которых дедуцируется из форм суждения с крайне произвольными натяжками.
Итак, что понятия возможного, действительного и необходимого вытекают из проблематической, ассерторической и аподиктической форм суждения — это вполне верно. Но что эти понятия
