менного преемства фактов я разобрал подробно в трактате о зак. дост. осн. § 23[1] и потому ограничиваюсь здесь ссылкой; так же обстоит дело и с доказательством взаимодействия, самое понятие которого я выше признал ничего не значащим; равным образом и насчет модальности, об основоположениях которой идет затем речь у Канта, все нужное уже сказано.
Мне следовало бы коснуться еще кое-каких пунктов в дальнейшем обзоре трансцендентальной аналитики, но я боюсь утомить терпение читателя и потому предоставляю их его собственному размышлению. Но есть один пункт, который снова и снова всплывает перед нами на всем протяжении Критики чистого разума, — та основная и главная ошибка Канта, которую я подвергнул выше обстоятельной критике и которая состоит в совершенном отсутствии различения между абстрактным, дискурсивным познанием и наглядным. Она-то и делает столь темной всю кантовскую теорию познавательной способности и никогда не позволяет читателю знать, о чем собственно идет речь, так что вместо того, чтобы понимать, он всегда лишь гадает, пытаясь относить сказанное то к мышлению, то к наглядному представлению, и оставаясь вечно в нерешительности. Это невероятное отсутствие всякого внимания к сущности наглядного и абстрактного представления доводит Канта в главе „о разделении всех предметов на феномены и ноумены“ до чудовищного утверждения, будто без мышления, т. е. абстрактных понятий, невозможно никакое познание предмета и что интуиция, не будучи мышлением, не есть поэтому и познание, а является лишь состоянием чувственности, простым ощущением, — более того, что интуиция без понятия совершенно пуста, понятие же без интуиции все-таки еще есть нечто (253; V, 309). Между тем последнее диаметрально противоположно истине, ибо понятия получают все свое значение и содержание единственно из отношения к наглядным представлениям, от которых они „абстрагируются“, отвлекаются, т. е. образуются путем отбрасывания всего несущественного; поэтому когда у них отнята опора наглядного представления, они пусты и ничего не значат. Наоборот, интуиции имеют сами по себе непосредственное и громадное значение (ведь в них объектируется вещь в себе), они выступают от своего лица, сами за себя говорят и обладают собственным, а не заимство-
- ↑ С моим опровержением кантовского доказательства, если угодно, можно сравнить более раннюю его критику у Федера: О пространстве, времени и причинности § 28 и Г. Э. Шульце, Критика теоретической философии, т. II, стр. 422—442.
