предъявляемым к нему требованиям, чем их туманный вздор: это — материя. Она не возникает и не уничтожается, значит — действительно независима и есть то, quod per se est et per se concipitur; из ее лона все исходит, и все в него возвращается, — чего же еще требовать от абсолютного?! Но скорей следовало бы сказать этим господам, которых не пробьешь никакой критикой разума:
|
Не поступаете ли вы, как женщины, |
Что возвращение к какой-то безусловной причине, к какому-то первоначалу вовсе не составляет коренного требования разума, доказывается и фактически, — тем, что исконные религии нашего (арийского) рода, насчитывающие еще и теперь величайшее число последователей, т. е. браманство и буддизм, не знают и не допускают подобного взгляда, а продолжают ряд взаимно обусловленных явлений в бесконечность. См. насчет этого следующее ниже, при критике первой антиномии, примечание, равно как Uphama'а „Doctrine of Buddhaism“ (стр. 9) и вообще всякое правдивое описание религий Азии. Нечего отождествлять разума с жидовством!
Кант, настаивающий сам вовсе не на объективной правомерности, а лишь на субъективной необходимости своего мнимого принципа разума, даже и в таком его качестве дедуцирует его путем явного софизма (307; V, 364). А именно, так как мы стремимся субсумировать всякую известную нам истину под истину более общую, то в этом стремлении будто бы сказывается погоня за безусловным, как бы предносящимся нашему умственному взору. На самом же деле это стремление есть не что иное, как применение (в целях упрощения наших знаний путем общего их обзора), применение разума, т. е. той способности абстрактного, общего познания, которая отличает соображающего, наделенного даром речи и мыслящего человека от раба минуты — животного. Ибо функция разума состоит именно в том, что мы познаем частное посредством общего, случай посредством правила, правило посредством более общего правила, — в том, значит, что мы ищем наивозможно общих точек зрения; благодаря этому обобщению, достигается то облегчение и усовершенствование знания, которое делает столь громадной разницу между жизнью человека и животного, равно как и между жизнью образованного и некультурного человека. Но, конечно, ряд оснований познания, существующий лишь в области абстрактного, следовательно — разума, заканчивается всегда чем-нибудь
