Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. I (1910).pdf/721

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 539 —

они нередко смешивали его с разумом и вследствие этого не достигли полного, верного и простого объяснения его существа. Сверх того, у христианских философов понятие разума получило еще чуждое ему, побочное значение, путем противопоставления его откровению: исходя из этой противоположности, многие справедливо утверждали, что обязательность добродетели может быть познана и одним разумом, помимо откровения. Даже и на кантовское изложение и терминологию повлиял этот взгляд. Однако противопоставление разума и откровения имеет положительное, историческое значение и является чуждым философии элементом, от которого она должна быть свободна.

Можно было бы ожидать, что в своих критиках теоретического и практического разумов Кант отправится от описания сущности разума вообще и, определив таким образом genus, перейдет к объяснению обеих species и покажет, как один и тот же разум проявляется двумя столь различными способами и, несмотря на это, обнаруживает свое тождество и сохраняет в обоих случаях своей основной характер. Однако ничего подобного мы не находим. Я уже показал, насколько недостаточны, неустойчивы и противоречивы объяснения, которые даются в разных местах Критики чистого разума исследуемой в ней способности. Практический разум присутствует, не будучи назван, уже в Критике чистого разума, и затем выступает в специально ему посвященной критике, как дело уже решенное, безо всяких дальнейших доказательст и с полнейшим пренебрежением к словоупотреблению всех времен и народов и определению понятий у величайших предшествующих философов. В общем, насколько можно заключить из отдельных мест, мысль Канта представляется так: познание принципов a priori является существенным свойством разума; так как познание этического значения поступков не эмпирического происхождения, то, следовательно, оно есть principium a priori и вытекает поэтому из разума, являющегося в этом смысле практическим. — О неправильности такого объяснения разума я уже достаточно говорил. Но и помимо этого, как поверхностно и нелепо сводить к одному разнороднейшие вещи, пользуясь их единственным общим признаком — независимостью от опыта и не замечая при этом их коренного и неизмеримого различия в остальном! Ибо если даже признать, per impossibile, что познание этического значения поступков проистекает из лежащего в нас императива, безусловного долженствования (Soll), то насколько различно было бы последнее от тех всеобщих форм познания, априорную сознавае-