охотно двигалась. Пользуется ли он в машинах, с помощью механики, тяжестью тел столь умно, что ее действие, наступая как раз в нужный момент, соответствует его замыслу; или таким же точно образом играет он для своих целей на общих или индивидуальных наклонностях людей — все это, по отношению к действующей здесь функции, одно и то же. В этом практическом своем применении рассудок называется умом; если ему сопутствует лукавая победа над другими, его именуют хитростью; если его цели очень мелки, его имя — ловкость, если он связан с чужим вредом, — коварство. Наоборот, в теоретическом употреблении он называется просто рассудком, а в высших своих степенях — остроумием, проницательностью, сообразительностью, прозорливостью; недостаток рассудка носит название тупоумия, глупости, ограниченности. Эти чрезвычайно разнообразные степени его остроты врождены, и им нельзя научиться, хотя конечно упражнение и знакомство с материалом требуются всюду для нормального пользования рассудком; мы видели это уже, когда рассматривали самое первое применение его — эмпирическое воззрение. Логический разум имеет всякий простак: дайте ему посылки, и он выведет заключение. Но рассудок доставляет первичное познание, т. е. интуитивное, и в этом заключается вся разница. Вот почему зерно каждого великого открытия и каждого всемирно-исторического плана является детищем счастливого мгновения, в которое, при благоприятных внешних и внутренних обстоятельствах, для ума внезапно проясняются сложные каузальные ряды, скрытые причины тысячекратно виденных явлений, девственные и темные пути.
Сделанное выше изложение процессов, которыми сопровождаются осязание и зрение, неопровержимо доказало, что эмпирическая интуиция по существу является делом рассудка, которому чувства доставляют для этого только скудный в общем материал своих ощущений, так что он — творец-художник, а они — простые работники, подносящие материал. Но при этом вся его деятельность состоит в переходе от данных результатов к их причинам, которые лишь потому и являются в пространстве, как объекты. Предварительным условием для этого служит закон причинности, который именно потому рассудок должен вносить сам от себя: ибо извне он никогда не мог бы его получить. Но если этот закон — первое условие каждого эмпирического воззрения, а последнее — та форма, в которой выступает всякий внешний опыт, то разве можно почерпать его только из опыта, для которого он сам служит основным пред-
