отношение, он постоянно имел в виду только переход от явления к вещи в себе, а не самое происхождение воззрения. Вот почему он и говорит здесь, что существование действительного предмета вне нас вовсе не дано в восприятии, а может присоединяться к нашей мысли, как внешняя причина последнего, и таким образом становиться предметом умозаключения. Но кто это делает, тот в его глазах — трансцендентальный реалист и, как такой, находится на ложном пути. Ибо под «внешним предметом» Кант уже понимает здесь вещь в себе. Наоборот, трансцендентальный идеалист останавливается на восприятии эмпирически реального, т. е. находящегося вне нас в пространстве, вовсе не нуждаясь, для сообщения этому восприятию реальности, в предварительном заключении к его причине. Восприятие для Канта — нечто совершенно непосредственное: оно совершается без всякой помощи причинной связи и, следовательно, рассудка: Кант даже отождествляет восприятие с ощущением. Это видно между прочим из места на 371 стр.: «в целях действительности внешних предметов, я так же мало нуждаюсь» и т. д., и на стр. 372: «можно, пожалуй, принять, что» и т. д. Из этих мест совершенно ясно, что для него восприятие внешних вещей в пространстве предшествует всякому применению закона причинности, так что последний не входит в восприятие, как его элемент и условие: простое чувственное ощущение и есть уже для него восприятие. Лишь поскольку речь идет о том, что́, понимаемое в трансцендентальном смысле, находится вне нас, т. е. о вещи в себе, лишь постольку можно при воззрении говорить о причинности. Кант считает, далее, закон причинности существующим и возможным только в рефлексии, т. е. в отвлеченном и ясном познании, осуществляемом в понятиях, и поэтому он даже не подозревает, что применение названного закона предшествует всякой рефлексии. Между тем это очевидно: так, например, — при эмпирическом чувственном воззрении, которое иначе никогда бы и не возникало, как я это неопровержимо доказал в сделанном выше анализе его. Вот почему Кант и должен был оставить совершенно необъясненным происхождение эмпирического воззрении: оно для него дано как бы чудом, является просто делом чувств и, следовательно, совпадает с ощущением. Я бы очень хотел, чтобы мыслящий читатель пересмотрел приведенное место из Канта: тогда ему стало бы ясно, насколько правильнее мое понимание всего процесса. В высшей степени ошибочный кантовский взгляд с тех пор навсегда остался в философской литературе, потому что никто не решался посягнуть на него; и я впервые должен
