въ страшномъ испугѣ. Я сказалъ ей: «Это ничего. Пусть оставятъ меня одного въ моей комнатѣ».
Я прежде всего поднялъ половицу, гдѣ было пустое мѣсто, и тамъ зарылъ мои шкатулки и все, что нашелъ у себя цѣннаго. Сдѣлавъ это, я захотѣлъ посмотрѣть, что творится и приготовился выйти со двора.
Я увидѣлъ двухъ молодыхъ англичанъ, которыхъ преслѣдовали солдаты съ обнаженными саблями. Они не говорили по-русски. Я сказалъ этимъ солдатамъ по-русски:
— «Что вы дѣлаете? Зачѣмъ преслѣдуете этихъ господъ, которые ничего вамъ не сдѣлали? Я знакомъ съ вашимъ офицеромъ, который ужъ вѣрно не приказалъ вамъ этого дѣлать».
Они мнѣ отвѣчали: — «Да они насъ ругаютъ на своемъ языкѣ».
— Вы ошибаетесь, это вовсе не такіе люди, которые бы могли такъ поступать.
Я имъ далъ полъ-экю — единственное средство усмирить ихъ.
Они меня поблагодарили и сказали: — «Если вамъ угодно, мы станемъ стеречь вашъ домъ, потому что нашъ постъ совсѣмъ близко отсюда».
Я сказалъ, что это будетъ мнѣ пріятно, и что ихъ офицеръ, одинъ изъ моихъ друзей, скажетъ имъ за это спасибо.
Я, конечно, высылалъ имъ водки. Обоихъ англичанъ я взялъ къ себѣ въ домъ и сказалъ имъ, чтобы они нѣсколько подождали, пока немного усмирятся умы, потому что всѣ иностранцы подвергаются большой опасности на улицахъ. Я самъ слышалъ, какъ солдаты говорили между собою, что всѣхъ иноземцовъ надо перерѣзать.
Нетерпѣливо желая узнать, что происходило, я велѣлъ женѣ не выходить изъ дома и оставаться съ дѣтьми, а самъ отправился отыскивать кого-нибудь, кто бы мнѣ сказалъ что-нибудь положительное объ этомъ событіи; такъ какъ я жилъ подлѣ императорскаго дворца, а голландская церковь составляла уголъ съ улицею близъ Синяго моста, ведущего ко дворцу, то я прошелъ изъ моего двора садомъ, чтобы не столкнуться съ солдатами, которыми улица была запружена. Я нашелъ нѣсколькихъ знакомыхъ, отъ которыхъ узналъ въ чемъ дѣло. Я увидѣлъ гвардейскаго офицера преображенскаго полка, котораго я зналъ, и наканунѣ видѣлъ въ Ораніенбаумѣ; — онъ занималъ съ командою
